Сибирские огни, 1932, № 1

ал. ш у г а е в — Да, водь, и .я ! ., я я ранен!.. Я тоже ранен! И тут, сразу же, встал в памяти сегодняшний день. ... Голое, кочкастое, снежное поле увидел еще раз Никита. Желтые и рыжева­ тые законченные постройки станции, недалеко от станции -— мост над рекой... К станции ползут цепи красноармейцев, на станции — невидимые — ухают орудия, над цепями с треском и визгом рвутся снаряды. Гулко, часто, отчетливо таташот пулеметы. Недружная, сухая, привычная плещется ружейная перестрелка. От -станции, навстречу красноармейцам, ползут густые цепи беляков... Вспыхивают огоньки, над снеггом стелется дымок, коротко посвистывая, летают невидимые пули. Потом Никита увидел себя. Он находился на левом фланге, —- ползти по за­ снеженным кочкам было тяжело, они врезались в бока, в живот, царапали нош, дымок щекотал в носу, глаза слезились. И особенно ярко вспомнился ему момент, когда он услышал четкое татакание пулемета в той стороне, где но его мнению, никого не должно было быть. Оглянув-ши,сь, Никита заметил кучки солдат, которые ползком и вперебежку пробирались во фланг красным цепям. От неожиданности и страха он вспотел и на миг обессилел, обмяк. Потом, крепко сжимая винтовку, закричал чужим голосом: — «Обходят! Глядите, глядие, — обходят!»... Несколько красноармейцев вскочили и побежали. Никита тоже вскочил... Что было потом —; как и где ранили, сколько времени он пролежал без памяти, что случилось с товарищами, с батальоном. — этого- вспомнить он долго не мог. Воспоминания о недавнем бое, беспокойные думы о товарищах-, о станции овла­ дели Никитой. Он даже на время забыл о себе. — Кажись, наши отступили. Наверно, батальон опять в Юрловку ушел... Вот тебе и -станция Непокрытая! Покрыли нас, гады... Коиешно, им легче воевать. Им вся антанта помогает... У них и пушки, и пулеметы, и кавалерия, и все остальное снаря­ жение. Но ничего, ■— нам бы только с силами собраться... Как же это, все-таки, наши f не заметили;? Когда же они успели пробраться к флангу? Почему не догадались охра­ нение вы;ставить?.. Эх, если -б и у нас пушки были... В два -счета взяли бы мы станцию... Вспоминая, обдумывая, Никита мельком взглянул на лошадь, на (воронье. Ему вдруг показалось, что между ним и лошадью есть что-то общее, одинаковое. Глухое, томительное предчувствие заставило его закрыть глаза. Сердце похолоде­ ло, стало замирать. — Вот, и я... и я так буду умирать. Ж на меня налетит воро-нъе. Да, что 1 же это такое?! Как же теперь? Вро-сили одного... ушли. Значит, помирай, Рагозин! Зна­ чит — конец тебе?!.. Нет! Нет! Не хочу умирать! Рано мне умирать! Я жить хочу!.. Ведь у меня, кажись, только одна нога повреждена. Может, рана легкая, кость, на­ верно, в целости о-сталась. Тогда не страшно. Эти мысли его немного успокоили, ободрили. Потом, все еще не открывая глаз, он снова заворочался, стараясь подняться. И снова режущая боль оглушила его: — A-а, черт возьми!.. Врешь, не гощамс-я! Не из таковских мы! -— беспомощно барахтаясь, пригрозил кому-то Никита. Поднимался -он -и падал несколько раз. Все же кое-как, скрипя зубами, охая и ругаясь, поднялся и сел. Передохнув, наклонился к ноге. Старый, разбитый ботинок слетел и держался на пятке только на одной аеревочке, обмотка -в одном месте на­ мокла и набухла, на снегу темнели пятна застывшей крови. Ногу ломило, (резало; когда он притронулся к ране,— боль усилилась. Ощущение было такое, словно ногу кто-то грыз и р а л горячими мелкими зубами. Никита опять чуть не свалился. — ' Кажись, на вылет, — неясно отметилось -в отуманенном мозгу, когда боль немного утихла. — Да, кость в целости... Положат в лазарет — там вылечусь. Буду, наверно-, хромать, но -это ничего... Только б с силой собраться, да до наших продержаться... только б к белым в лапы не угодить... Должны же вспомнить обо 32 мне товарищи мои.