Сибирские огни, 1932, № 1

Лунный оетшок потух и на востоке уже загорается новая заря. — Какие короткие ночи, — шепчет Житов, и поднимается на нога. ... За спиной раздался хруст. __ Опять этот, — подумал Спиридон и обернулся. Но в тот же миг что-то тяжелое упало на голхшу, земля закапалась и поплыла из под ног, в глазах метнулся багровой лоскут зари. П Очнулся Житов в незнакомой комнате, на кровати. — Больница, — догадался он. Старшно болела голова, ломило все тело. Спиридон потрогал лоб, — рука ощупала толсто намотанный бинт. Грудь была тоже забинтована. Житов покосил глазами влево. Рядом на койке лежал человек, в открытое окно врывался горячий ветер. Житов почувствовал, что во рту у него сухо. — Пить, — попросил Спиридон и не узнал свой голос. Немолодая женщина подо­ шла к кровати.^ Она осторожно подняла голову Житова, 'свободной рукой поднесла стакан. Жадно выпив воду, Спиридон лег и долго «отрел в потолок,. .—• Что это со! мной-? — прошептал он. Но сиделка уже отошла. Р#цом послы­ шался шорох и возле кровати встал бледный, рыжеусый мужик в халате. — Очухался? — спросил рыжеусый. — Что-то долго ты не приходил в -себя. Здорово видать тебя... Четвертый день лежишь без памяти. —- Кто? — с трудом выдохнул Спиридон. Слова застревали в горле, резано в груда. —- Что — кто? ■— не понял рыжеусый. — Пристукал что ли- кто? А ты разве не помнишь? Голова, брат, у тебя прошиблена,® в грудь ножем. Я здесь тоже давно лежу, ногу сращиваю. Случай такой, —- начал было рыжеусый, но вошла сидел­ ка. — Нельзя с больным говорить, — сказала, она, и рыжеусый >скрылся. Спиридон «нова уставился В‘ голубой потолок. — Надо припомнить, — подумал он, но мысли рвались как гнилая пряжа. —■Смерть? —- мелькало в голове. — За что же?... Потом мысли шли в другую сторону. Житов видел себя у обрезного станка, красные плахи плыли перед глазами... Это уже начинался бред. Второй раз Житов очнулся рано уторм. Попрежнему болела голова, но он все- та,ки чувствовал себя лучше и иопроетл поесть. Потом пришел доктор, толстый и добродушный, в белом халате и в колпаке, как у повара. Он подержал Спиридонову руку в своей, мягкой и теплой, и ободряюще улыбнулся: — Поправляемся? Хорошо... Перед обедом пришел Лютиков. Тихий и необычно грустный, он подсел на КрО'ВЗЯЪ. — А, Ваня, — обрадовался старик. — Спасибо, спасибо. — Ты молчи, молчи, Спиридон Митрич. (Не расстраивайся. Вредно тебе. •— Ничего, — успокоил Житов. -— Мне легче. Ничего... Что это со мной случилось?... —; Да, случилось, — Ваяй вздохнул и, помолчав, зашептал: — А богомол-то, вот подлец. — Он, значит? — догадался Житов. — Ах, сволочь. За что же?.. Ой!.. — Старик схватился за грудь. — Да ты молчи, молчи! — Ваня поморщился, словно ему тоже было больно. — Он и Развозжаевы. Стойки подрубили, чтобы лес ушел. Сидят они теперь, гады. А Я ты не расстраивайся Поправляйся... До свидания пока, я побегу, мепя не пускали к ^ тебе, на минутку выпросился... Прощай, — протянул руку Чаечка. Но старик схвалжл его за рукав. — Виноват я, Ваня виноват, что не сумел оборониться. А он, Чупин-то, мне говорил всегда: —• Что мол тут караулить. Я и не опосался. Слышу —■хрустнуло, -—- ну думаю, он идет... А он это нарочно, значит . заговаривал меня... Ах, собака... 23