Сибирские огни, 1931, № 9

в о л т ы Б почитывали, кичась независимостью суждений, в работе каждый уважал свой собствен- ный стиль, какой-нибудь фокусный прием, но работали в общем не плЬхо, да?ке хоро- шо, только понуканий не терпели: хочу-де работаю, хочу — нет. Впрочем, и не торо- пясь, колдоговорную норму кончали, вместо восьми, в семь и шесть часов. Молодежь— разные там цитовцы, фабзайцы — еще с болтом возятся, а старик уже на тонкой «жирной», слесарной работе. Соревнование сперва поняли так: «Теми? Значит — парь лоб. Норма вырастет, расценка падет. Не с руки это. . Пусть комсомольцы высунув язык, друг другу в пятки любуются, кто вперед убежит. Мы не хотим». Из этих неподвижных стариков Павел Быков, которого в мастерских кержаком звали, был самый неподвижный. — Этому пророков читать — он и сам у пас вроде пророка, только безязыкий. Воображение рисовало ебломистую, суглобую фигуру заики-кузнеца, хмурое, за- росшее черными волосищами лицо, руки, как молотки, а главное — непревзойденное, годами нажитое мастерство. Хранитель многих старинных секретов работы, кузнец по крови от дедушки и прадедушки перенявший уменье Дружить с огнем, Павел Быков имел к тому же нелюдимый, несговорчивый, чудаковатый характер, от которого всего можно ждать. Такой раздавит человека, впрочем — Гордей знал это — он же мог человека и беспредельно полюбить. Павел Быков по' своему хотению часто дневал и ночевал в куз- нице, если надо было показать кузнецам, что значит придирчивый вкус в деле. Терпеть не мог равнодушие к мастерству. Но сам иногда, запив горькую, "ради беспоясого ухар- ства губил на десятки рублей инструменты, материал... — Да разве такого коня взгнуздашь! Мм... Где там! Кого полегче бы намети.! Гордей Кузмяч, — забеспокоился, любивший поплакать, но довольно искусный кузнец Чеколдин, боясь, что именно ему придется вызывать Павла. Ол стажист, за ним из ком- ч мунистов еще только Сэлов угнаться мог. Естественпо, что на эту матерую пару мог пасть выбор. Салов просунул между головами $уку: Позвольте слово. — Чего там позволять. Говори... Вновь сгустилась напряженная тишина. Люди знали, что Салов хочет рыпаться. Как? .— что было почти такое же любопытство, с каким следят за продувным игро- ком. — Мне кажется, удачнее того, что я придумал. — приветливо улыбнулся ора- тор, — не изобретет никто. И вот его взгляд остановился на молодом, лет двадцати трех парт, прикурнувшем в углу, где он украдкой перевязывал обожженный палец и молчал, должно' быть, лишь одним ухом прислушиваясь к речам кузнецов. Салов спросил: — Товарищ Ночкин, кажется Павел Быков на тебя зуб имеет? — А что? — промямлил парень, зубами Затягивая узел перевязки. — Очень это важно для нас. Видите ли, товарищи, мастер Федя не плохой. По- нимаете, какой живой, хлесткий задор у них будет! В мертвую схватятся! Схлестнем их? А? Товарищ Ночкин, но правде сказать ловкости в тебе хоть отбавляй. Берись!.. По щекам парня проступили розовые пятна. Он отпустил узелок, облизал губы, точно к ним при-липла приятная саловская похвальба. Комсомолец Мотов — его спод- ручный — крикнул ему: — Не соглашайся, Федька. Все равно не соглашайся! Что он тебя, как собаку ва волка, травит!.. — Травлю? — повернулся к нему Санов. — Соревнование; по-твоему, травля? А слышал ты, что Гордей Кузьмич и товарищ Мильков говорили? Сперва понять надо!.. Между тем Федя продвинулся к ящику президиума, кивнул Кукмареву — го- ворить-де хочу — и повернулся лицом к партийцам. Предостережение Мотова не по- пало в цель, да и не могло попасть... Говорил Федя басом, с эдакой наигранной хрипотцой. Русые волосы носил «под