Сибирские огни, 1931, № 9

дураки, не послушали аллаха и, погнавшись за деньгами, бросили стада на летних постбшцах, оставили семьи и пошли на дорогу, чтобы здесь встретиться со смертью. Однажды казакскую молодежь собрали на станцию и долго о чем-то беседовали с ней. Возвратившись оттуда, казаки стали говорить, что болезнь родилась от сырой воды и зелени. Но в палатках старики смеялись над ними: столько лет они пили сырую воду, не зная болезни! Несколько лошадей было занято развозкой кипяченой воды по всем пунктам строительства. Но это не дало сокращения заболеваний: попрежнему, вот- кнув лопату в землю, рабочие отправлялись на речку и пригоршнями пили воду. Мно- гие говорили друг другу, что аллах наказует тех, кто пошел против предков, изменив старой степи и ее обычаям. «Об этом говорил мулла и всем известный Мултей Жалдыба- ев», — тихонько добавляли они. Тиф разгуливал по палаткам, юртам и баракам, ежедневно вырывая из строя десятками. Больничные бараки были переполнены. Рядом с ними поставили палатки. Но вско- ре и их заполнили больными. Медперсонал работал день и ночь. По утрам, заходя в контору, врач качал головой: — Попрежнему кривая идет на под'см. Сейчас среди больных преобладают ка- заки. Тиф выкосит их. . Беседуя с Горохом, он просил: •—- Телефонируй... Телеграфируй... Необходимы прививки... Арефий Михайлович видел все. Прежде всего он воспретил открывать торжище воз- ле станции. Павловцы, привозя арбузы и дыни, начали останавливаться за километр от станционных построек. Но рабочие шли туда и за 10-15 копеек покупали смерть. Арефий Михайлович громил здравотдел при главном управлении. Так он не ругал даже хозяйственно-материальный отдел за срыв подвозки строительного материала. Он знал, что в ближайшие дни, когда с его участка уйдет еще не одна сотня рабочих, материа- лы будут оставаться неиспользованными, а в планах появится зияющий провал. Из здравотдела отвечали: — Вы думаете у вас у одних тиф? У нас нехватает ни персонала, ни медикамен- тов. При первой возможности пошлем... Палатки пустели: казаки возвращались в аулы,, каменщики уходили в Сибирь. Грабари возами привозили из Павловки водку и пьянствовали по неделе. Арефий Михай- лович снова шел к телефону, вызывал начальника строительства и просил его добиться немедленного закрытия во всех ближайших селах и станицах магазинов Центроспирта. В сутолоке проходили тревожные дни. И не редко Арефий Михайлович больше суток не смыкал глаз. Однажды Прошляков сказал ему: — Ореша, иди — но! — выспись. У тебя глаза красные и лицо осунулось: из- мотался. Горох махнул рукой, сжимавшей дымящуюся трубку: — Иду с врачом собрание проводить... Курил он теперь часто и торопливо, с нескрываемой жадностью. В сутолоке ни разу не вспомнил о Реве и о Вере Владимировне, а ведь Он, проща- ясь с ней, говорил, что не будет ни одного дня, в который бы не вспомнил о ней. Прошляков, положив руку на плечо Гороха, сказа»! озабоченно и строго: — Отдохнуть надо. Я поеду с врачом, а ты спи. Спи целые сутки. • О Стафей Тимофеевич свернул за реку, где павловцы продавали арбузы и яблоки. У знакомой шинкарки, купил пол-литра водки. С горя, с тоски по земле хотелось выпить. Хорошо, что он сейчас работает на кошошне — с лошадьми веселее. Без них куда бы девал свою тоску по земле, скоту, хозяйству? Не раз ему снился пожар и он в ужасе просыпался. Не короткий срок нужен для того, чтобы зарубцевались и забылись раны. Нелегко оставить то, к чему с детства привык.