Сибирские огни, 1931, № 9

— Илья Карпыч! Ты в евангелии начитал? — спросил он, улучив подходя- щий момент.- А что? — повернулся к нему Кривоносов. — Правда ли будто там сказано: «блажен, иже котсв милует?» — Не котов, а скотов! — поправил сгоряча Кривоносов. Молодые посмеивались, старики накинулись на молодых: — Зачем человека травите? — кричал друг Ильи Карпыча — кузнец Дорохов. — Кого тешите?.. Где совесть у вас? — Управы на ни-х кет, — гремел другой мастер Трохин. — Эх время не То!.. Я имм... Ребята отвечали: — Управы на Кривоносова нет. Переходи лучше к нам, Кузьма Трохин!.. У тво- его приятеля — классовое нутро лопнуло. Видишь? Гниет человек. Пробил звонок, но после этих разговоров и пререканий работа пошла вяло, е лен- цой. Только быковский горн с наковальней гудел и грохотал во-всю. Васин еле пот успевал утирать. Зато мастер работал попрежнему уверенно и спо- койно. Федя, выйдя из краспого, боком проскочил мимо них. «Должно быть я гнида. И гнида гнилая, от больной башки». Теперь он считал себя хуже всех, виноватее всех, теперь и ручник показался ему тяжелее кувалДы и вдруг захотелось убежать отсюда. Все же заметил, что Мотов е особенным старанием подготовил горн, все инстру- менты к работе и теперь ждет чего-то, пе решаясь нервым заговорить с Федей. «Дружбу демонстрирует». Белый, брызжущий звездами куше железа, прижатый клещами в наковальне, со- дрогался от внутреннего жара. Машинально он повернул его другим концом. Кувалда взвилась. — Теннь! — показал место, боя ручник. — Вамм! — сотрясая землю, ответил полупудовый железный коготь. — Снять бы тебе... ошейник-то. Поди, трет, — посоветовал Мотов, посматривая на Федину французскую сорочку и приготовляясь ударить по следующему горячему бол- ту. Федя почувствовал ненависть к Мотову, но смолчал. Продолжали остервенело ковать. Должно быть от снешкп или волнения дважды не удалась наварка. После этого Мотов шляпку болту расплющил и ногу себе зангаб. Темп был потерян. Злобный плевок, и, ни слова не сказав удрученному товарищу, Федя ринулся на- зад в Красный, чуть не закричав от обпды: «Не могу больше! Загнали меня. Пусть уволят». Пнул ногой дверь. Комната оказалась пустой. На столе валялась тщательно раз- глаженная бумажка: райком срочно требовал сообщить партийность и профессии удар- ников, «а также результаты соревнования по ниже следующей, к сему пришпиленной форме». «Пришпиленная форма! Чинушп!» — горько усмехнулся Федя. Конечно, Гордей убежал с этой формой отчитываться о результатах. Видно, прав Салов — мудрый человек: бумага! Всюду бумага!.. Швырнул ка стол райкоковский запрос. Дверь скрипнула. Ворвался сквозь шуж цеха голос Чеколдина: — Иди до горна! Инструмент у тебя хотят взять! Федя ничего не понял. Кто, зачем, почему хочет взять инструмент? «Впрочем те- перь все мыслимо». Нехотя, как истукан, двинулся в цех. Первое, что увидел Федя, был его ручник — привычный ручник с хорошо заправ- ленным череном. Залравлял Быков, — давно — потом этот молоток перешел к Феде, а теперь почему-то опять валялся около Павловой наковальни.