Сибирские огни, 1931, № 7-8

— Спрятали? -— подумал Абрамов. У него было такое чувство, еловно людей з ночи внезапно осветил прожектор и на лицах их он разглядел следы пороков. Абрамову стало нел<®ко й он встал. — Сидите, — заботливо сказал Кашалотов и грустно посмотрел на присут- ствующих. -— Останьтесь еще, преферансик составим, — неожиданно сказал секретарь су- да. Голос у него был грудной, мягкий. — Ну, заходите. Слышите? Заходите обязательно... Дайте слово, Николай Ива- нович, — просительно и ласково сказал Трэпел, заглядывая Абрамову в глаза... Абрамов лишь на улице вспомнил, что он не договорился с хозяйкой о квартире,, но его словно ветром несло от добротного дома Фоминых. — Этот Кашалотов руководит этим кружком алкоголиков, — думал он с брез- гливостью. • • Увидев в окно аптеки едущую из района на автомобиле Евгению, Абрамов обра- довался и стал необычно; ласков с владельцами больных. Буряты приписывали неожи- данную перемену во враче тому, что было уже половина третьего. Через полчаса ам- булатория должна закрыться. Евгения две недели работала в командировке уполномо- ченным но коллективизации. — Ну что, Женя, опять инструктировала, лечила, боролась с классовым вра- гом? — бодро сказал Абрамов, придя вечером к девушке. Но его развязность сразу показалась ему неуместной, грубой. В отсутствие Евгении Абрамов десятки раз переду- мывал свои отношения к ней. В его представлении они были очень простыми и мыслен- но он называл девушку сестренкой. Но когда Николай видел ее после приезда, он чув- ствовал легкую застенчивость и ему казалось, что представляемые отношения грубы и он должен относиться к ней с особенной заботливостью и мягкостью. — В моем участке было тринадцать улусов, — оживленно; рассказывала Евге- ния. — Ты не шута — я организовала два колхоза... В квадратной комнатке девушки бродили легкие запахи цветочного одеколона п душистого мыла. На угловом столике в стопках лежали книги и рядом с ними зеленая коробка, полная писем. У Евгении было много друзей. Одно стекло в оконной раме было выбито и ветер шуршал листьями цветущей герани. Евгения сидела на желтой скамье у стены. — Если бы ты знал, Николай, как мне хочется учиться, — неожиданно сказала она. — Этот вопрос теперь стоит передо мной в упор... —• Абрамов любпл слушать ее звонкий голос, HOJ сейчас в ее словах он уловил особую серьезность и насторожился. —- Я надеялась учиться еще в прошлом году. Ой, как я ждала августа месяца. Я подготовилась... Но райком отказал, не было мне замены. Ой, как мне было тяжело... Очень тяжело. Я даже плакала... Но потом взяла себя в руки. II вот проработала еще год". ... Они долго сидели на желтой скамье и слушали ночь. За стеной храпел хозяин- плотник и ему тихо вторили жена и сын. —- Через неделю я уеду в Иркутск. Райком отпускает меня в Университет, — сказала Евгения. —Ой, как я рада... — Но радостный блеск в ее глазах вдруг потух и они стали грустными. — Нет, мне будет тяжело уехать отсюда. Ведь, я проработала здесь три с поло- виной года. Я сроднилась со всем. А сколько темноты и невежества еще в улусах и деревнях. Я не могу без волнения думать о грязных ребятишках, о хворых женщинах. По тракту пробежали две машины. Нога чувствовали содрогание пола. — Не уезжай, — наивно сказал Абрамов. — Мне будет скучно. -—Врач неохотно вышел от Евгении, когда уже брезжил рассвет. — Не забудь придти к военкому, он звал тебя, — крикнула девушка, и задумчиво смотрела ему вслед, пока он был виден.