Сибирские огни, 1931, № 7-8

— Пустое от надсады тут спятил с ума, и мне што-ли спятить! Пустое—это фельдшер, который работал на участке до меня. Он действительно заболел тихим умопомешательством. Я хочу прогнать со службы баптиста, но у него хитрая и с ти- хой злобой в душе мать,—Анфиса Китаева. Она вчера сказала мне: — Уж вы о Степе заботьтесь, обучайте своему делу. Прежний врач Юрьев моего Степана англицкому языку учил... А если вы будете ершится да выговора делать, дак вашу больницу с квартиры попросим... Если я уволю со службы санитара, — ветпункту придется пересе- ляться, а новой квартиры здесь найти нельзя: трактовое село. Я слышу днем и ночью, как напряженно гудят пробегающие грузовики. День и ночь скрипят телеги с грузами, идущими на Качук 1 ). Я слышу грубую брань ямщиков и думаю о скучных местечках на земле, где могут жить лишь больные стоики и крепкие новые люди. В селе не хватает квар- тир для проезжающих и не найти здесь квартиры для ветпункта. Я буду ждать, пока достроят новую лечебницу, тогда я прогоню баптиста и возьму в санитары комсомольца... Вот мысли мои яснеют. Это письмо формирует мои планы и я чувствую в себе зачатки горячей энергии. Меня тревожит ехидная бо- лезнь — ящур. Она медленно ползет и незаметно, как бы исподтишка поражает большие стада коров. С ящуром возится сожитель мой по комнате, старый врач Несчастливцев. Но я перестаю верить в его опыт. Он индивидуалист и не может по-боевому начать общественную борьбу с болезнью. А статистика заболега-жй скачет вверх — десятки, сотни, тысячи... Чувствую, что должен вмешаться я, но как... На днях решу! Дорогой друг, я не написал тебе еще о важном и личном. Я по- знакомился с нежной девушкой Евгенией. У нее душа горячего энту- зиаста и холодный ум. Странно, я заинтересовался ею после того, как она резко выступила против меня на одном собрании. Я чувствую по- требность чаще быть возле нее, видеть ее, говорить с ней. Но она ком- мунистка, а я беспартийный. Что она думает обо мне? Мне становится тяжело при одной лишь мысли, что она могла бы пренебречь мной... Но конец, конец!.. Письмо и так длинно. Привет, кой друг, пиши!"... В холодное сырое утро на широкий двор ветпункта бурята привезли свежие туши мяса.. Черную линкую грязь на дворе месили праздные парни и жены служащих с кор- зинками, высматривающие жирные куски. Вооруженный ножом, Абрамов в белом ха- , и е ходил меж телегами, пристально осматривал желтовато-красное парное мясо, иног- да быстро надрезал мякоть и клейкие серые железки. За Абрамовым ходил санитар Сте- пан и синим треугольным клеймом шлепал по тушам. Синий треугольник был знаком ветеринарного 1 благополучия. Когда пз влажных надрезов выпадали белые горошины глистных зародышей—финн, Абрамов .хмурился и коротко бросал: — Красное! — Красное клеймо обесценивало] мясо. Буряты ревниво следили за клеймением и когда на туши ставился красный треугольник, владельцы их недовольно и растерянно смотрели на врача или сурово, протестующе кричали ему что-то гор- танными голосами. Вначале Николая удивляли такие протесты, но через несколько дней он привык и они лишь смущали его своей нелепостью, точно он был виноват в то», что туши заражены. Северный ветер дул порывами, завертывал полы белого халата и бросал иногда на людей горсти холодных брызг из низко плывущих дымчатых туч. К одиннадцати часам Абрамов осмотрел мясо на семидесяти трех подводах. Согну- тые пальцы его -покраснели от холода, стали жесткими и плохо слушались. Абрамов зашел в комнату погреться... Крестьянский базар в селе открывался по старинке в воскресенье. Крестьяне привози.™ мясо, муку, дрова, Служащие с корзинками, баулами высыпали на базар i запасались продуктами на неделю. Несчастливцев принес с базара полную корзину яиц. Ои снял кожаную куртку и, оппетитно крякнув, начал выкладывать яйца на шес- ток. ') Пристань на реке Лене.