Сибирские огни, 1931, № 7-8

ционный колокол. Так через каждые две недели в степи открывалась новая станция. Па другой день после открытия на станцию приходили первые эшелоны с сибирским лесом. С севера везли срубы: дома в степи росли быстрее, чем растут в лесу грибы з ненастное лето. Часть леса перекладывали на брички, запряженные волами, и целыми обозами отправляли на юг. Было решено работать всю зиму. И поэтому Арефий Михаи- лович приостановил постройку жилых помещений и большинство) леса направлял на тепляки, которые ставили на месте искусственных сооружений. Для перевозки леса зе хватало транспорта и поэтому в селах и станицах была об'явлена платная трудгужповин- ность. Среди возчиков находились люди, недовольные мобилизацией. На возах с сибир- ским лесом ехали ропот и злые небылицы. В станицах говорили о хлебозаготовках, впервые проводимых в крае, и о сенозаготовках для лошадей новостройки. Изредка по- вторяли слова мельника Саврасова: — Зима свое покажет. Казаки на земляных работах привыкли к лопате. В рапорте начальнику строи- тельства Горох писал: «В начале работы грабари-казаки давали дневную выработку в 2-2,5 кубометра земли, а теперь дошли до 5-7кубометров. Кончно, они пока работают с низкой чистотой отделки, но уже теперь можно с полной уверенностью сказать, что к концу строитель- ства они догонят хваленых миасских граберей». На заседании бюро; партийной ячейки обсуждали вопрос о зимних работах. Пока Арефий Михайлович знакомил товарищей с планами развертывания строительства, Опен- кнн мотал головой и, глядя через очки в свою записную книжку, царапал карандашом. — Правильно. Все правильно, — бормотал он. — Но я высказываюсь против. Категорически против. В наших условиях не применимо. Вот я вам пример приведу. —• Посмотрел на Арефия Михайловича. -— Ты где зимовать будешь, а? Горох ответил зло: — В юрте. — А я против, категорически против. Ты простудишься и умрешь. У нас в партии немного таких специалистов, мы должны дорожить ими и беречь их. Арефий Михайлович думал: если бы он сказал, что с наступлением холодов перей- дет в барак, то Опенкин заговорил бы: «А рабочие что скажут? «Начальство в тепле, а мы на морозе», -— и лицо Гороха стало еще угрюмее. На пылающих щеках Опенкина выступил пот. — На мускульной силе рабочего выехать хотите? — кричал он. — Все жилы вытянуть? Я от имени профсоюзов... Прошляков стукнул кулаком по столу, будто молотом по наковальне: — Довольно, н-но!.. — и, заикаясь больше, чем обычно, сказал. — Звонков Опен- кину было много. Я думаю, н-но! — товарищи, поставим вопрос о нем: оппортунистам в партии места нет... Кто,желает — н-но! — высказаться по вопросу? Никто* ни слова не сказал в защиту профинструктора Опенкина. Арефий Михайлович вернулся в свою юрту позднее Нусижа, переселившегося в не- му несколько дней тому назад. Он застал техника стоящим на четвереньках на крова- ти. Перед ним разостлана карта. — Опять путешествуешь? — Горох сел на свою кровать. Нусив ответил, не отрывая взгляда, от черной сежи железных дорог СССР: — Решаю, ну-с, Туркестан выбрать. Арефий Михайлович набил трубку: — А я собираюсь в Сибирь. Туда же, видимо, и северный укладочный городок перебросят. На линию Новосибирск-Кузбасс. Строил дорогу в пустыне, сейчас в лес тянет. Лицо его стало задумчиво-грустным. Пустыня показала ему черные зубы. Она унесла единственную дочь. А вот теперь и жены нет. «Впрочем так и должно было случиться: ошибка неправлена, — думал он. — Жену я не жалею, это так вспомни- лась она, в связи с Ревой».