Сибирские огни, 1931, № 7-8

Вдруг в юрте стало как-то пусто и тоскливо. На лице жены — следы недавних •слез. — А Рева? Весенним потоком хлынули слезы; Даша всхлипывала: — Решил ты, Реву. Ты виноват, не оправдывайся, пожалуйста. Горох хмурым взглядом обшарил юрту и сурово сказал: — Говорил: «не езди» -— не послушала, — Глаза его метали огненные стрелы ненависти. Когда-то оп так хотел иметь ребенка, не раз румал о Реве, подрастающей, жадно познающей мир, о том, как пойдет она в школу, а затем как будет провожать ее в ВУЗ, : — и вот... Он глубоко; вздохнул и прикусил верхнюю губу. И впервые он по- думал о том, что последние годы жил с Дашей, опостылевшей своей нервной крикли- востью и браньй), исключительно из-за ребенка. Он любил девочку и в тому же опасал- ся, что мать без него воспитает Реву не так, как ему хотелось бы. С болыо пожалел, что, закрутившись в атом строительном вихре, очень мало времени отдавал дочери — какие-то минуты. , С необычайной яркостью вспомнился беззаботный детский смех, казалось видел перед собою эти веселые глаза. В горле защекотало. Юрта показалась невыносимо по-' •стылой. Он, махнув рукой, повернулся и пошел на гору, где стоял новый барак с вы- веской «больница». <...".' О • Нард толпился возле клуба, как у ярмарочного балагана комедиантов. Неподалеку стояли лошади, на которых приехали грабари с дальних пунктов. — Да-а, времечко-то како пришло... — Черданский плотник тряс головой точно фарфоровая кукла. — Ни жида, ни киргиза своим имячком не смей назвать. И на что тут сердиться: вот я чердак, так как хошь поверни меня — все чердаком буду. И де- сять раз чердаком назови -— не обругаю. — Их, киргизов, будто в казаки произвели, вон они и зазнались. —- Рыжий гра- барь сердито плюнул на землю. -— Храбрыми больно стали. — Теперь все одинаковы и никто никого оскорблять не должен. — У власти они наравне с русскими стоят. — Стоят. А какой толк от них? — Ну и среди русских дураков немало. А из казаков есть толковые, — сто оч- АОВ вперед любому русскому даст. Рядом также оживленно спорили о приговоре: :— Попомни мое слово: стукнут. — Не-е, не стукнут. Годков восемь дадут, по два отсидят и выйдут на слободу, как огурчики. Посуди сам, ежата бы они убили одпого-двух, а то они только кулаками помахали. — К вышке, ребята. Теперь так: казака тронуть не смей. Я согласен четвери, поставить: по высшей, — говорил кривой грабарь. — А тот — волосы ежиком — сердито берется. — Молодой парень говорил о прокуроре. От толпы отроилась маленькая груша. — Долго они там просидят, — светлобородый землекоп говорил о суде..— Где бы нам, ребята, «Федора» найти? > — Знаю. — Долгоносый парень хлопнул друга ладонью по плечу. — Вон тая «семиречкой» торгуют: «Федор» — десять целковых. Только одним «Федором» на такую конпанью мараться не стоит. Он собрал деньги и побежал за реву, где стоял балаган Ильи Масалова. Суд совещался шесть часов. Терпеливые слушатели бодрствовали, а слабосильные, поддавшись сну, храпели на скамьях. В два часа пополуночи комендант свирепо рявк- нул :