Сибирские огни, 1931, № 5

14. На плече мохнатого, обросшего мохом и лесом, и черемшой, и тысячью разных цветов, деревьев и трав — Аргыджека ночью дымился сухой ствол кедра. Прячась и перебегая, возились огоньки около невеселых сонных углей, пока круг- лая тяжелая луна медленно проходила по своему пути. Из под грузного камня выпа- дал ключ, шумел, собирался по малым впадинам и опять спускался неизведанными ступенями в темное брюхо горы. Потом луна остановилась над крутыми каменными осыпями, и Манское Белогорье вспомнило об утреннем часе. Солнце будто раздевалось, где за синей плоской горой, и первыми поплыли отту- да вверх светлые полосы его одежд. Были они похожи на облака, только слишком не- весомы-свет, отдаленный от солнца, мягкое, розовое его тепло. Они поднялись выше кедровых вершин, и только тогда вышло за ними солнце. Над зелеными обломками каменных осыпей истаивала тонкая слюдяная чешуйка луны, на камнях темные лишайники и пушистые мхи отдавали легкую ночную сырь в быстро потеплевший воздух. Чем выше поднималось солнце, тем оживленней перекликались под камнями ка- менные зверки. Глубоко, в горе, шумел родник, настойчивый и сильный. Он обглады- вал мощные, изверженные когда-то породы Аргыджека, вылизывал тонкие трещины, расширял их, расталкивал, раз'единял, разрушал упорно и неутомимо. Исаак проснулся, поежился и нахлобучил рыжую свою шляпу. Потом прикрыл Гоньку потрепанным азямом, почесал спину и стал дуть в огонь. Легкий пепел под- нялся и лег ему на плечи, на спящих кругом людей. В середине ему скоро отозвался живой веселый уголек, он затрещал и пустил около себя синее пламешко. Тогда Исаак сдвинул вместе обгоревшие далекие концы кедровых бревен и огонь опять заговорил, заплясал, завился. Исаак пошел к ключу, набрал воды в большой чайник, сполоснул маленько ли- цо, утерся краем рубахи и поддернул штаны. Вернулся, поправил таган и качнул чай- пиком над костром, подвешивая его в самую середину озорного пламени. Потом он поднялся по осыпи выше. » За ним осталась полоса рослых кедров, впереди было светло и просторно. Камен- ные осыпи ступенями уходили вверх. Согнутые, корявые, потрепанные кедры еще та- щились вперед, потом ползли. Высота в полторы тысячи метров была для них пре- дельной, и они тщетно старались преодолеть ее. — Вот вы куда ушли, я думал у ж вас медведь обидел—одного стащил,—пошу- тил Исаак и уселся на камень. В тайге он удивительно изменился. От обычного его хитроумия и легкого хва- стовства не осталось и следа. Он совершенно забыл, что перед выходом у него «раз- ламывало поясницу», что он даже просил разрешения у Л. Г. ехать верхом, пока ло- шади пойдут по хорошонаезженной тропе. Он шел легко, перекинув на плечо ружьишко, шутил и смеялся, помогал лени- вому Иван Павлову проводить лошадей в неудобных местах, подправляя вьюки, отби- вал образцы, распрашивал о породах камней. В тайге не надо было хитрить и искать людской почет и уважение, в тайге от- роду велось прямое и правильное отношение к товарищам по промыслу. И то, как Исаак легко и ловко устраивал стан, к ак дельно выбирал место, как бысро ориентиро- вался в лесу без всяких троп и как метко стрелял,—все это показывало, что в тайге Исаак давно признан и уважен товарищами. — Много имен этот зверек носит,—говорит Исаак, поглядывая, как протоптали мох пищу гины дорожки, прислушиваясь, как возятся под камнями малое племя. — Он и каменный зверек, и—сеноставец, и—пищу г а, и—шадак—все одно. Вот до чего старательный, тщательный зверек. Ну, ужасно трудолюбивый. Ведь он в осени пойдет собирать себе на зиму корм и к дереву прикладывает. Чернику подсекает