Сибирские огни, 1931, № 5

Старший рабочий (Кистано® начинает тоже с кооперации. Но быстро переходит на дисциплину: — Сегодня ездили в лес за полтора километра и обернулись только один раз в день. Комсомольцы забрались в забой и просидели до вечера, а с ними лошадь была. Это они, называется, пример подают. На конный двор хоть не ходи, — то дугу поте- ряли, то вожжей нету, то седелки спохватились. Вчера три лошади стояли — седелок нет. (Взял я топор, сделал им седелки — на-те, чорт вас заешь, коли сами не дога- даетесь. (У меня такое предложение: прикрепить на каждого конюха по две-три лоша- ди со всей сбруей и требовать с него полную ответственность. — Я, товарищи, человек новый, — извиняется предрабочкома Виноградов, — но тоже должен сказать, что с труддисциплиной у вас плохо. Работа начинается в во- семь часов, а выйдешь утром в девятом часу и видишь — у столовой очередь. Ко л да же фактически работа начинается? Мое предложение: десятники должны поставить учет явки на работу. Дальше — больше. Достается ЦРК, десятникам, рабочим, профорганизации. Кто- то советует: —• Сложить в пекарне одну печь, вместо двух, и работать в три смены. Пять тысяч кирпича в экономии. За то, чтобы лошадей на два месяца отправить в колхозы — ни одного голоса. — Коли на то пошло, — отправить лошадей за сеном да за взрывматериалами. А пекарни не надо. Два месяца и без хлеба выдюжим. Лепешки будем печь. Красный уголок сразу заплескался веселым гулом. Было ясно, что большинством предложение принято. Но в задних рядах кто-то держался другой точки зрения. И вот на несколько минут производственное совещание превращается в митинг. Рабочие по- вскакали с мест. Зачеркали по полу отодвинутые скамьи. Перекричал всех здоровенный каменщик, взгромоздившийся на переднюю ска- мейку: — Я спрашиваю: допустимо задержать на два месяца работу? Нет, недопустимо! О чем же тут думать? Какой это к чорту рабочий, который своего производства не по- нимает? Кто виноват, что работу затянули? Мы же! А теперь за горячей булочкой... Пекарню подавай, а работать голова болит. Получил штаны и дуй в деревню к бабе на печку. Зимой на чужой шее от'езжались, а к весне... фи-ить, полетели. Расправили крылышки. .. Из дальнего угла кто-то, заросший до шапки рыжеватыми хлопьями волос, про- тестует: — Нельзя, товарищ, крестьянина обижать. Летят, да не все. А если который ва посев? Тоже на государство же. .. в колхозе-ли, однолично-ли... А которые остаются, от лепешек не отказываемся. Пожуем вместе, раз такая статья выходит. Митинг обрывается заключительным словом: — Все это очень хорошо, товарищи. Я думаю, ни один старый рабочий не от- кажется от того, чтобы перейти на лепешки. И многие новые рабочие. Но не все. От них геройства мы требовать не можем. Бели они через неделю побегут, вы же меня на первой осине повесите. Выход, по-моему, такой. Сложим, действительную, одну только печь. И тепляк используем. В крайнем случае, займем под жилье красный уголок, контору, рабочком. Заведем порядок на конном дворе. Но, сверх этого, давайте пошлем в контору участка, в Кузедеево бригаду. Пусть она добьется, чтобы нам под материалы дали лошадей с других дистанций, а на своих мы вывезем сено. Пусть по дороге и в Абрамовке пощупает — нельзя ли чего достать. — Правильно! На выборы бригады понадобилось не больше двух минут. Решили сразу: двух старых производственников и одного комсомольца. С места летит неожиданный п ун кт наказа: — Ну , Севрюков, смотри, — без ничего и глаз не кажите! 'Вот тебе слово — в барак не пустим. Ночуйте на улице! Так и занеси в протокол!