Сибирские огни, 1931, № 5

С будущего года мы поставим здесь детальные геологические и топографические ра- боты. Тогда мои проекты получат вполне обоснованное подтверждение. Рекогносцировка инженера Рудницкого на Бурмакинской шивере и предстоящая осенняя его поездка с геологом на верховья Енисея означают приступ к детальной разработке большого проекта «Енисейстроя», который станет младшим братом Анга- ростроя. XIX. Город заброшенных церквей Дождь хлестал нас косыми струями... ОВолны разбушевавшегося Енисея бросали катер. Мотор шалил и захлебывался каждую минуту. Желанный Енисейск казался таким же далеким, к ак в начале нашего путешествия. Плоские берега уныло обступили реку. Печальным севером, близостью тундры веет.от этих грустных, покрытых мелкорослым черным лесом берегов. Широкая гладь Енисея, серая под серым небом. Грязные, похожие на свалив- шиеся комья шерсти, тучи. Грязные, черные деревни. Пустота. Наконец, за длинной косой замаячили мачты Енисейской радиостанции. На набережной Енисейска выстроился длинный ряд церквей. Все стили, все эпохи, от строгого ХУП- го века до стройного ампира. Когда смотришь на город с реки, он кажется состоящим из одних церквей. Мне рассказывали в Енисейске, будто это изобилие церквей обязано своим про- исхождением тщеславию богатых золотопромышленников, составляющих некогда красу и гордость Енисейска. Поссорившиеся за честь первым приложиться к «святому кресту», толстосумы заявляли, будто бы, друг другу: «Не хочу в твоей церкви богу молиться! Сам могу построить не хуже ! ». И выйдя в гневе из '«чужой» церкви, боголтобивый самодур закладывал рядом другой, никому, кроме попов, не нужный храм. Так или иначе, но в крошечном Енисейске на шесть тысяч жителей приходится больше десятка церквей. В первое мое посещение Енисейска, в 1927 году, я встретил на крутом под'- еме с берега молодого монастырского послушника. Послушник был таков, каких их рисовали на картинах — худой и бледный с пронзительно горящими глазами на истом- ленном лице. Послушник нес на плече туяс с водой. Это было похоже на искус. С тех пор в моей памяти мертвенный город Енисей прочно ассоциировался с образом юного послушника, таскающего воду туясом по крутому взвозу. Енисейск как будто наложил на себя тяжелую эпитемию в забвение многих страшных свопх грехов, наделанных в пору буйной, разгульной молодости. Во многих домах Енисейска на улицу прорезаны двери, к ак в лавках. Старожи- лы об'ясняют это тем, что раньше, в пору золотой горячки в енисейской тайге, почта в каждом доме был пригон. В этих притонах мрачные кабатчпки из ссыльных поселенцев п веселые солдатки до ни т ки обирали приискателей, попавших в город после долгой и тяжкой работы в далекой тайге. Не мало жу т к их драм разыгрывалось в тайных притонах Енисейска. Развеселая жизнь с водкой, кровавыми побоищами и купеческими гульбищами давно канула в вечность. Больше она не вернется никогда. Последним памятником ее остаются полуразвалившиеся хоромы с беседками и прочими затеями купеческой архитектуры. И встреченные нами три года назад в енисейском клубе гуляющие во всю ширь приискательской натуры приискателей с южно-енисейских приисков, — были едва ли не последними из могикан. За три года в Енисейске произошли кое-какие перемены. Разбирают старинные гостинные ряды на базаре. Кирпич пойдет на постройку лесопильных заводов, кото-' рые начинают строиться за городом. Разбирают также старый монастырь, древний оплот старушечьего благочестия. Но жизнь Енисейска оживляется очень медленно. На весь город есть только одна неимоверно грязная, столовая, где кормят «супом без мяса», и пшенной кашей. По