Сибирские огни, 1931, № 5

— Замолчите, окаянные, -— качнулся в сторону баб Мокей, и бабы тотчас же смолкли. — Вот бы ково председателем то, — крикнула Мартемьяниха. — И то правда, мир чесной... — Макеюшко! Стань-ко суды, ко мне поближе, для порядку, — обрадовался дед Наум. — А то скажи, не способиться одному. Мокей подошел к столу и уставился из-под мохнатых бровей на притихших козлушан. — Предлагайте высказываться, дед Наум, — шепнул Митя, — я кончил. — Ну, дак че, мужички, уж попорядку только, Христом богом молю. Штоб по- казать, че и как нужно говорить, я, как ваш председатель, сам перво-на-перво — распочну. Дед Наум левой рукой захватил бороду и спокойным старческим, слегка тягучим голосом начал: — Дело у ж теперь, как не верти там Немподист, — а слаженное. Артель то и в бумаги записал Митына, и с бабами обсудили все. А потому, с богом, да в добрый час! Только робье так, ребятушки, чтобы один перед одним, как мужички на помоче все во- обче, вобща, а не как Немподист, только в свой рот гребом гребет и не нагребется... Жи- вите миром, не обижайте друг друга. Не держитесь и не стойте, если у одного лишний труд перейдет на другого. Это хуже всего. Ну, а уж если раздеряга промеж самих пой- дет, то это будет не артель, а осиное гнездо. Поэтому пушше всево бойтесь раздору. Не слухайте скверных, смутительных слов, которые будут пущать про каждого из вас. А что это будет, дак у ж тут и к бабушке не ходи... При этих словах дед Наум сдвинул брови, пристально посмотрел на Анемподиста, Фотевну и Зиновейку-Маерчика. — С богом, рубятушки! Старики то наши раньше эдак же, как неустойка кака, сшибались. Сшибались, сшибались в артель, — словно возражая невидимому против- нику, несколько раз махнул рукой дед Наум и сел. Слушая деда Наума, Мите очень хотелось возразить ему, что христианский под- ход к коллективизации и не верен и не в духе советской власти. Что ссылка его на прежние артели тоже не доказательна, так как артели тогда были кулацкие и работа их сводилась к борьбе с природой и зверем. Подмывало сказать, что их же основная задача теперь, это борьба с Сизевыми, с Белобородовыми, со всем глухим и косным козлушанским бытом. Но опять что-то удержало Митю. Зашевелились бабы. Заговорили вполголоса, искоса взглядывая на Мокея. Красный товар, юрошные нитки, пуговицы, иголки, керосин, спички, все это вол- новало жителей захолустной Козлушанки. О всем этом они могли бы проговорить хоть до утра. Но говорить «принародно» «орательствовать» бабе — засмеют! И женщины дальше перешептываний и отдельных замечаний не шли. — Вдовью бы артеленку вам, а Зиновейку-Маерчика за придсидателя — сминая смехом бабьи шепотки и настороженность, загоготал Мокей. — Пере-дрались-ба, ой ба-боньки, передра-лись бы из-за эдакова красавчи- ка, — приседая от смеха подхватила Митревна. — В поводу-ба заводила така артель — придсидателя, эдакова... — не удержа- лась и Мартемьяниха. Бабы одна одной забористее, как шильями начали колоть Маерчика. ... — С собранием... да и с артелью вас... — выругался Маерчик и выскочил на улицу. Анемподисту Вонифатьичу хотелось поговорить об опасности сдаваться на речи всяких молокососов, но он не мог осмелиться. Один вид Мокея приводил его в трепет.. — Зверь черный, а не человек. До разу дух вышибет. Ищи с иво потом. Анемподист Вонифатьич скорбно вздохнул и негромко сказал: — Уж коли старый, да малый взялись — жди здесь толку. .. Пойдем домой,