Сибирские огни, 1931, № 5

и Организационное Всекозлушанское собрание молодежной артели по сельскому хозяй- ству — охотничьему промыслу и рыбалке. Д о к л а д Д м и т р и й Ш е р ш и е в. В х о д с в о б о д н ы й д л я в с е х ! . . . Зотику нравилось, как большое, написанное на листе писчей бумаги об'явление горбатится от ветра, словно холщевая рубаха на спине, когда быстро скачешь верхом. — Пойдем! Идут... Ребята вбежали в избу. Дед Наум сидел у стола. — Проходите-ко в передний угол, — вставал и кланялся он каждому. Волосы у Наума Сысоича гуще обыкновенного смазаны коровьим маслом и зачесаны на уши с пробором по средине. Еще с приходом Амоски, Митя почувствовал, знакомый ему озноб, покалывание в спину и чуть заметное дрожание в коленках. — Вот оно, когда начинается настоящее-то... Держись, Митьша. .. — Словно на- шептывал кто-то в уши. — Держись! Держись! — Настойчиво слышалось ему в каждом скрипе отворяю- щейся двери. Вошедшие переминались с ноги на ногу и молчали. Даже Митревна, вели- кая сплетница и говорунья, сидела уставившись на новые обутки. Низкорослому и щупленькому Мите казалось, что он с каждой минутой и на глазах у всех становится еще меньше. Зотик подтолкнул Митю: — Начинай, — словно издалека услышал он его голос. Торопливым говорком, без роздыху, Митя произнес давно приготовленную фразу: «Об'являю первое, учредительное всекозлушанское собрание открытым. Для проводки собрания прошу избрать председателя и секретаря». От волнения Митя задохнулся и сел. — Дедушку Наума! — Одновременно закричал со всех сторон. — Наума Сысоича! — Дедыньку Наума! — покрывая все голоса, закричал Амоска, вскочивши на лавку. — Зииовея Листратыча Еурочкина! — выкрикнул Анемподист Вонифатьич. Сле- дом за ним Фотевна и девять дочек заголосили: — Зиновейку! — Маа-е-р-чи-каа! — Зин-но-вей- куу! Выставленные в председатели кандидатуры Митя поставил на голосование. Пред- седателем прошел дед Наум. За Зиновейку-Маерчика подняли ру ки Анемподист Вони- фатьич со всем семейством, жена Зиновейки и сам Маерчик. В волнении и сутолке Митя забыл про секретаря. Вспомнив, он решил, что все равно протокол напишет сам. Наум Сысоич в смущении одергивал подол рубахи и оглаживал промасленные волосы. — Ишь ты, дела-то какея. .. Дела-то, а? повторил он. Я ниче, православны... Миру угодно, а я што-ж. .. Дед Наум разводил руками, не зная что ему делать дальше и от этого конфузил- ся еще больше. — Не бывало у рук , мужички. Не знаю, с каково конца и подступиться... Он окончательно потерялся. Митя пошел на выручку. , — А мы безо всякой волокиты и бюрократизма возьмем да и начнем, дед Наум, сказал он. — И я это же думаю, что безо всякова-якова. Народ мы лесной и к этому не свычной.