Сибирские огни, 1931, № 4

больше, чтобы внести свой пай в товарищество полностью. Иначе—он никудышный пайщик, а вовсе не бывший партизан, который проливал кровь в Заманских лесах. Поэтому, чтобы поддержать свою артель и чтобы проводить приезжих товарищей, как надо и куда надо—ему требуется с двумя конями не меньше шести рублей в день. Иван Павлов—видом неказист. С низенького его лба бег^т тяжелые капли нота, огибая белесые брови. Длинный нос уныло нависает над тонким, недобрым изгибом губ. Глаза его светлы и пусты. Л. Г. к моему удивлению, не протестует против этой точной выкладки, только ставит условие выйти из Выезжего Лога не позже как через два часа. Когда Иван Павлов уходит собираться в дорогу, Л. Г. поясняет: он опасается, что на третий день Троицы мы и совсем не найдем рабочих. Секретаря он не застал, а председатель еще»не выходил с Крольских хуторов, где прозодимая им «кампания», видимо затянулась. Потеря двух рабочих дней нам обойдется дороже, поэтому Л. Г. и решает лучше прибавить плату, но немедленно выйти в Белогорье. Еще одно испытание надо нам преодолеть: нанять сплавщика, который к на- шему возвращению из Белогорья приготовит салик 1 и сплавит нас вниз по Мане. Василь Осипыч советует взять Прошу из сельскохозяйственного товарищества |.ли Стойчикова. Мы посылаем за обоими. — Я бы с радостью вас сплавил,—говорит высокий молодой парень,-гг-да вре- мени то нисколь нет: машину надо в ремонт, да паи не собраны. Много дела у нас по товариществу. Он расспрашивает нас зачем мы идем в Белогорье, разгл'чывает анероид и ком- пас. И сам рассказывает нам кое какие свой наблюдения ""оных пород на Тихоне и Кутурчине, Жаль, что он не может итти вместо Иван Павлова. -— Где у вас вся молодежь?—спрашивает Л. Г. —- На сплаве,—отвечает Прокопий,—от Коевы молем пустили. Я вот остался, лоть за сплавом и не гонюсь, ну и работа в товариществе сильно не радует. — Что так? — Да может слышали? Федорук тут такой ездил—намутил народ. И тут я узнала историю про Федорука: — Федорук призывает к себе, как поп на исповеди, сначала Врублевского. Я и :г.ворю. «я тоже зайду», а он: «прошу вас, гражданин, не лечгти и обеждать». Ну, мы к окпу! Он Врублевского катал, катал: к<Две десятипы п две сотых? Напишу, что в этом году засеяно две с половиной, чего тебе? На будущий год засеешь, а налогу тебе все равно не платить за увеличенную площадь». Ну, Врублевский согласился. Вошел я, он—мне: «Две десятины с половиной, да две сотых; как сознательному граж- данину напишу три. Бее равно налогу с тебя за это не возьмут». Я ему говорю: «Я не хочу увеличивать посев, а наоборот,—уменьшать, потому что где семена? Семена привезли ко крайности и один овес. А я думаю оставит!, телку, да еще сбиться на коровушку—тут скота лучше вести, а если и сеять, то кормовые травы». А он: «За- веди, говорит, будешь ты кулаком». Я смеюсь: «У меня, говорю, пол-лошади, пото- му—одна с братом, какой же я кулак?»—-«А с четырем коровам будешь, говорит, кулак». Так я и не приписал посеву, а он других стал уговаривать. Я эту поповскую исповедь после всю в Красноярске описал. Он. может, зря сболтнул, а по селу так и пошло — «опасно скота лишнего держать — в кулаки попадешь». И уже молодь'сбав- ляют, боятся. «Колхозам, говорит, беритесь — никакого ограничения не будет ваше- му скоту, а единолично не годится». А колхозы то еще дело не так для мужиков знакомое. „ Вот. оказывается, как напугал Федорук все село. Хотели уж ходока выбирать к Калинину, а того, конечно, не сообразили, что раз'яснение можно найти ближе—в Красноярске. Но так уж, видно, стукнули безапелляционные Федоруковы слова, что близкий Красноярск показался тоже несправедливым городом, и истину, как и пола- 1 Салик-неболыцоЧ плот.