Сибирские огни, 1931, № 4

ные поля, отвел бы ясные березовые рощп для отдыха, определил бы всякому зверю его лесное угодье. И сам так же вот сел бы на приступочку амбара «о дворе, приго- варивая: «Сколь дано человеку видеть хорошего!». Меня привлекает в нем редкое отношение к природе, как к хозяйству, которое надо беречь и украшать еще чем-то своим, личным. Каждый рассказ его о разуме жи- вотных, об устроении своего клочка земли, пе раз, вероятно, повторенный, все также радует и волнует его самого. И мне хочется узнать, только ли это мечты об «устроении» земли, или где нибудь они прорастают настоящим делом. — Я тебе так отвечу,—говорит он,—было, что мы, как звери уходили в тайгу ог белых, вернулись на разоренное место, а теперь, гляди, в новые избы вошли. Че- ловек все может направить, если дружно браться, но настоящего устройства жизни у нас еще нет. У нас в краю жить всем удобно, кабы хлебушка хватало—удобных Пашень то нет. Если бы пе привычку свою берегли, то оставить бы это хлебопашество 1 вовсе. Трав у нас много—не выкосить—и надо бы заняться скотом. А то посев на семыо от Двух десятин до пяти, самое большое. Рожь вытягивается выше человеческого роста а обмолотишь—с двух возов мешок. Я бы изладил так. Оставил бы лен, потому хорошо родится, и привыкли мы к своепряденному — крепко дюже, не то, что ситца, Хлеб бы нам доставляли. А мы — одно дело, скота разводить: коров, свиней, овец. Я бы на всю артель рыбку ловил, Иса- ак бы по маралов пошел... Вошедший во время разговора Иван Павлов все порывается что то сказать и, дождавшись удобного момента, говорит решительно: — Етого нам совершенно невозможно. — Почему? — Советская власть не дозволяет. — Как так? — Да так: кто лишнюю корову, оставляет, того зада/вляют налогом. А с хлебопа- шества налог скидают. —• Да,—соглашается Василь Оеипыч,—советская власть не дозволяет. II глядя на удивленное мое лицо, старик говорит: — Ты вот спроси кого помоложе—они тебе об'яснят, как Федорук тут ездил. А то, скажешь, путает по-старпковски дяд Василий. Такие то дела. Только молодежь то вся на сплаве... Ну вот Проша зайдет, сельскохозяйственного товарищества председатель, он тебе об'яснит, Старик на минуту задумывается. — А мы уж стали молодь оставлять; видела, молоди то у нас сколько? Теперь сбавлять, однако, придется. Неожиданный вывод этот мне непонятен, но я больше не расспрашиваю старика, Я вижу, что в «устройстве жизни» Выезжего Лога есть какая то ошибка. 10 Стариннейший Деисус 1 висит в углу Йсааковской избы. Под ним медное с эмалью распятие теплится блеклой синью, Да стене рядом—две лестовки, ловко сплетенные нз кожи. Круто перебирают на молитве привычными пальцами ступени ременный лест- ницы, всегда прижимая их так, чтобы они завертывались во внутрь—тогда ведет малая лестовка прямо в рай. Но если начнешь нечаянно развертывать кожаные скатнпчки в другую сторону— дорога повертывает в ад п лестовка рвется. Об этом рассказывает мне двенадцатилетний Гонька, взмахивая чудесными рес- ницами и посмеиваясь. Я зашла за Исааком, чтобы вместе выбрать лодку. Из четырех лодок, которые 1 Деисус—старинная старообрядческая икона складень.