Сибирские огни, 1931, № 4

лодца наткнулись на пласт каменного угля. Об этом мне рассказывал товарищ Тере- щенко в Красноярских лагерях: , — Как будете по Мане спускаться — заприметьте Крутой спуск, и от него до Вершино-Рыбинского верст двенадцать через гору. Там в двух колодцах прошли пла- сты каменного угля, в аккурат посереди села. Кузнец ихний на том угле работает. Стоял неумолчный стрекот кузнечиков в траве. Тропинка, обойдя густым зеленым логом, пошла круто в гору и вывела нас на вершину к самому «кармакульчику». — Знал бы, что придется такую высоту подыматься — пе хвалил бы этот хре- бет. Упрел! — ворчал Ник. 'Вас. На хребте стал он вырезать себе посошок на дорогу. Под горой Мана, разорванная холмами и лесом, блестела, как цепь голубых озер. По дальним угорам, по темным логам легко узнавалось, где бежит она по собольей своей тропе. Отсюда белки Белогорий уже не окружали нас, как на Тихоне. Они все собрались на одной стороне и копились друг над другом с облачной легкостью. У до-, роги стучал по дереву дятел, по-хозяйски, упорно... За горой перед нами совсем иная, неожиданная, разостлалась равнина. Впереди развертывались зеленые края пашни. Озимая рожь уж вышла из трубицы и, пыш- ная, бросала на дорогу тень. На желт'о-зеленых полосах льна согнутые, ходили бабы — пололи. Лежал перед нами как бы кусок европейской нашей России, с широко распахан- ными пашнями, с укладистыми, чисто русскими селами на пологих веселых угорьях. Дальнее s— было Вершино-Рыбинское. К нему подковой вела красная глина дороги, обегая низкую болотину с ярко-зеленой травой. Влево от села чернела громадная по- лоса земли, во много раз превосходившая соседние пашни. За ней дымилась тайга. В сельсовете как раз было собрание. Его вела не очень молодая женщина — председатель, невысокая, с тихим голпсом и темными глазами. Она быстро растолкова- ла нам, где были выкопаны колодцы, попросила зайти на обратном пути и очень по- желела, что оба колодца мужикп засыпали в духов день. — Видишь ли, — толковал нам у засыпанного колодца чернобородый мужик, — скот туда падет — надо было засыпать. — Почему же не добили до воды? — Двадцать три аршина прошли — все без воды. Взяли и засыпали. — И другой колодец засыпали? — И другой тоже. Тот восемьдесят аршин прошел. Лутем сопоставления места и глубины соседних колодцев соображаю, что вода была совсем недалеко. —• Нет, уж засыпали, а то люди стали спрашивать — какой уголь, да к чему он? Так вот оно что! Вершне-Рыбннцы испугались — а ну-ка хороший уголь? Да станут его работать? — Жать, — говорю, — вы что же думаете — вас потревожили бы из-за угля? — А как не потревожить? Мы собрали кое-какие обломки пород, выброшенных из колодца, прошли к куз- йецу и взяли у него образцы прекрасного каменного угля. Чернобородый мужик и другой, с тревожным мигающим взглядом, беспокойно переговариваясь, шли за нами. — Чего же теперь эти камнп брать? Закопали уж усе, — говорит чернобородый. — Этот уголь не то что Пьянковскпй. Тот — уголь! А наш — пустяк, — мигал его товарищ. — А Пьянковский улус далеко от вас? — Двенадцать-пятнадцать верст. В записной книжке появился новый, еще неизвестный выход каменного угля -— Пьянковский. — Его там кузнец употребляет, а наш — куда? — Почему вы боитесь показывать ваш уголь? — Дак жизнь, будто, подходяще идет — цашни кругом. Вон коллектив-то как развертывается. А рабочий народ прпвалпт— только и жито было'