Сибирские огни, 1931, № 4

«Симеона» и других старых деревяшек, когда-то переправивших миллионы пудов то- вара. Боцмана переставали пить и сквернословить, падали в теле, учились. В девя- том поту осиливали несложную премудрость каботажа и бледные, как оперные скри- па™, являлись в управление порта за желанным дипломом «судоводителя ста реги- стровых тонн». Так получались «стопудовики». «Стопудовик» Калугин имел настоящий диплом ученого капитана. Диплом «капитана дальнего плаванья» был его; давней мечтой еще в те време- на, когда хозяином на «Анне» был Гукасов, а капитан Глинде бросал якорь у острова Булла и выезжал на катерах с матросами и двумя сохами. Матросы впрягались в сохи: так капитан Глинов вспахивал известковую «целину». Этого Глинова в пятом году Ка- лугин возил в тачке под рогожами по Петровской площади. С тех нор Глинов исчез с морских горизонтов. А то в семнадцатом и двадцатом матросы с ним посчитались бы! Теперь в иетлице строгого синего кителя Калугина ласточкой примостился уче- ный значок: адмиралтейский якорь, обведенный цепью из'темного серебра, с золотым секстаном посередине. Калугин был подлинным капитаном^ равноправным членом коман - дирской морской среды. Правда, образование далось ему тяжелой ценой. Четырехлетний курс был с жестким упорством пройден в два года. Эта дьявольская работа оставляла на сон и еду два часа в сутки. Когда Цумор в обмен на диплом «стопудовика» при- слал ему «полный», Калугин обмяк, раскис и хватил рому. Но на другой день он был хмур, неприветлив. Неожиданно он вырос в своих глазах и старая боцманская привыч- ка показалась ему отвратительной. — Здравствуйте, Александр Тимофеевич! Александр Тимофеевич имел вид заспанный. Нижние пуговицы кителя были не застегнуты. Голову капитана Павлова скорбным нимбом озаряла белая выпушка ста- ромодного околыша е пружиной: капитана святотатственно тревожат на стоянке, в текущем ремонте, в покое, освещенном корабельными веками. На что, позвольте вас спросить, созданы помощники? Со скрытым раздражением Павлов начал рапорт (Адмирал, выискался... изволь, выскакивай!). Раздражение усиливалось с каждым словом, так как слова были скучны, безжизненны и не было в них настоящего участия к делу. — ... по корпусу работы на два дня. По машине — на пять. — На три, — поправил Шурка. Засунув руки в карманы, он покачивался на носках, с видимым намерением не вмешиваться в разговор. Павлов обернулся к нему медленно и высокомерно. — У вас, кажется, еще кольца нужно заказывать к поршням. Шурка небрежно, в сторону, обронил: — Уже заказал. Уже точат. Завтра к ночи... виноват, послезавтра. Ударники то- чат. Через два дня можно нар поднимать... Шурка отвернулся и подмигнул Рекстину. Но Рекстин был серьезен. Он как-то набряк, точно готовился дать кому-нибудь между глаз или расплакаться. Лицо его ста- ло ребячьим и казалось, что это не Рекстин-штурман, а провинившийся парнишка, ко- торого боцман вымазал сажей. Шурка свистнул удивленно, но так искусно, что толь- ко ему и было слышно. Павлов уныло шевелил мысли (что ему еще сказать? Провор, выискался... Удар- ник ему обещал... ночью!). Он снова покосился на механика, но тот увлеченно выпу- скал дым обеими ноздрями. — ... серьезной задержкой грозит втулка... Павлов лениво пустился в пространные рассуждения о бедствиях, грозящих па- роходам с неисправными втулками. — ... придется ждать крана. — Он посмотрел на Калугина, задумавшегося я невеселого: — В четыре дня никак не уложиться. Кран задержит... Павлов как бы поставил точку: «Все, что ли? Довольно?». Положительно некого было послать... «Белого Медведя» угораздило засесть на камни. Его нужно было снять сейчас же. Иначе любой свеженышй нордик разделает