Сибирские огни, 1931, № 4

О • Шумит аул № 5, волнуется. Необычайный день: приехала кочевая красная юрта и собираются казаки с соседних становищ — кто на верблюде, кто на лошади, с мешеч- ками баурсаков, с кожаными сосудами, наполненными кумысом, с запасом вареного мяса. Две недели ездил Кумсак с русским человеком по летним стойбищам, вел бес- конечные разговоры о том, что пришли дни, когда старая степь умрет и родится но- вая для необычайной жизни, что с севера и юга летят ветры, изменяющие лицо степи, что) казак бросит аркан и будет также, как послушной лошадью, править шайтан-ар^ бой и кара-айгером 1 . В юрте, прикочевавшей накануне, дарили казачкам куски ду- шистого мыла. Получив подарок, они покорно садились на войлочные ковры. Молодая казачка гладила черные стриженые волосы, советовала женщинам не задерживать мужчин, отправляющихся на работу. В соседние долины посылали верховых, привозили в отвозили женщин, отказы- вавшихся прийти в красную юрту. Кумсак убежал на мултеево стойбище, что,бы сказать Алме о красной юрте: пусть придет, досмотрит, послушает. Он не знал, что девушка, болея, высохла, как былин- ка, и падала от легкого ветерка- Мултей ругал ее, говорил, что никому она не нужна сейчас, никто не даст за нее приличного подарка, и проклинал Аргунгалы, которому за лечение отдал двух лошадей. Тетку Балилу выбрали председателем аулсовета и на том же собрании посмеялись над ней: — Баба над мужиком верх взяла. Посмотрим, что она делать будет. Напомнили старую поговорку: «Женщина владеет тол,ко собой и за себя одну отвечает». Дядя Изым умер и тетка Валила по наследству перешла к Мугару. Она ненави- дела его, но; не могла перешагнуть через обычай предков — знала, что сочтут ее пад- шей женщиной, небылицы сложат. Отец Кумсака не отставал от нее ни на шаг. Когда он за Балилой зашел в красную юрту — стриженая женщина сказала ему: — Здесь женское собрание, прошу выйти. Лугар вышел пз юрты и сел около входа, где обычно сидят сторожевые псы. Он большими порциями бросал в рот табак и сердито сплевывал. На отлете стояла юрта русского человека, с которым ездил Кумсак. Она, словно ярмарочный балаган, окружена заседланными лошадями и навьюченными верблюдами. Юрта набита казаками, как овин снопами. Урумбасар, расталкивая людей плечами, про- брался внутрь. Когда его спросили — хочет ли он работать — он кивнул головой, а по лицу его. прокатилась светлая улыбка. — Он на чужой лошади. У хозяина взял. — Крикнули от дверей. Лицо Урумбасара стало мрачным, голова упала на грудь. Его, столько лет про- работавшего, у Мултея за кусок мяса, назвали вором. Лучше бы ему провалиться, чем слышать эти слова. Неужели он, Урумбасар, не заработал этой лошади, которую пой- мал сегодня в табуне Жалдыбаева. Он повернулся лицом к выходу. Сейчас он вернется к Мултею, подаст ему повод и расскажет о своем намерении. Никто; не упрекнет тог- да его,-не назовет подлрцом и вором. Но русский человек оторвал взгляд от бумаги, заговорил с ним. — Ты взял заработанное, — сказал он под конец. — В суд подай. Тебе при- ' судят с бая не одну, а несколько" лошадей: теперь такой закон. Урумбасар поднял голову, значит где-то далеко-далеко есть люди, понимающие его, Урумбасар. Это они написали такой закон. Он сделал хорошо, что послушал Кумсака и не вернулся домой. Урумбасар вышел из юрты и отвел лошадь к реке, где хорошая трава. Он похло- пал рукой по шее коня, обнял морду и щекой прижался к шершавым губам. В Полдень шум взметнулся над аулом, словно шквал налетел на юрты. Вон красную юрту вьючат на верблюдов, вон снимают кошмы с юрты, в которой только 1 Черный жеребец—паровоз.