Сибирские огни, 1931, № 2 - 3

Маны две стает! Мы и шплыви вправо. Глядь — мельница. Так три дня и промая- лись. Потом вышли на чистое место и плавува наняли до Красноярска. Это рассказывает дядя Иван, лет ему — семьдесят. — Ну бывает и со старым плавуком проруха! Мы плыли тоже с Колмогоровым не так вдавне, лет десяток, а то и мене. Да и зашли не ладно. Вот он стал материть- ся, хоть убегай от него. Великий матершинник, ню вечный с природы плавук. «Бейте меня», кричит, «Илыошка, старый дурак, куда направил!» Так все себя и ругал: «Илыошка — старый дурак!» Да, побегал с плотам и я не мало. — Ну, га выучился, конешно, снлавщицкому делу, — раз'яснял деду Митрим Василь Осипьгч: ( —• А Колмогоров, — то йопешно, плавук! У его — природа!.. Из слов выходило, что можно «швщицкому делу и выучиться, но есть цлавукк «от природы», от таланта, каков Колмогоров. ~ А я от природы земляник. Вот могу землю копать и дорогу вести, направле- ние ей чую, —' улыбался тихонько хозяин. — Помирать нам с тобой скоро, Василь Осииыч, а ты — дорогу весть! —- Нет, помирать мне еще не хочется. Восемь лет в какой хатенке жил — надо и в новом дому постоять. Потом очень я уж рыбку ловить люблю, да сады. — Целый день вчера старик мой ромашку копал, — посмеивается Дарья. — Какую ромашку? — Да сады садить. Очень я люблю, чтобы цветы были у меня, да деревца близ избы, дух ихний люблю. И красивее будто нет ничего, как зелень молоденькая. Я — люби-и-тель. — А тот отседов подходит Салбея, упирается в Тихон. А вот тут — Кувай. Здесь, в этом месте,. сильные гари и скалы промежь их. Исаак Егорыч уже прекрасно освоился с картой: —• Здесь берется Черный Хребет, а вот отседов берется настоящий Кувай. Те- перь: Кувай распределятся на три вершины — одпа упирается в Тихон, к высокой его Шишке подходит, другая — от нашего ключа, а третья — поворачивает на пол- день. Пьяный гость из Камарчаги тяжело перекочевал к карте и наблюдает разбег, вдохновенного Исаакова пальца по блекло-зеленой тайге. Но обратился он к приезжему: — Из вашей географии я вижу, что вы человек образованный, а я человек смир- ный. и могу принять всякий вопрос. Надо здесь класть шоссе, и тогда край этот оживет. А то вот я слышу, вы говорите: заповедники на зверя. Какой же ты устроишь заповедник, когда у нас несознательные граждане хвосты режут? И не только остри- гут подходящее, а все целиком. Пьяным голосом выпела от стола жена: — Уж так ошельмуют лошадь — на базар стыдно выехать! Мухи, оводы — всякое количество, а ей п отмахнуть нечем... — А мероприятие очень легкое: не надо нам заповедников, а только не плати за хвост два с полтиной или три рубля, а плати гривенник. Скота безобразить и не бу- дут. И опять для советской власти достижение: у-де-шев-ле-ни-е продукта. К концу он тянул расслабленно и уже весь обмякал, как будто его настигало вне- запное разложение: — Советская власть все удешевляет, все... Только вино* дорожает, да мясо, да хлеб... С богом, говорю! Наблюдал за ним с великим удовольствием Иван Павлов, бывший партизан, но хоть так и звали его: «Иван Павлов — Партизан», а слово это к нем$ никак не при- ставало. Была в этом «Партизане» какая-то шаткость. Он еще утром нанимался про- водником с двумя лошадьми под вьюки, и перед красноярцами стояла задача — как быть? Исаак, видно, дороги знает — лучше не надо, но оя безлошадный, а Иван Пав- лов с лошадьми, но бестолков и тайги не знает.