Сибирские огни, 1931, № 2 - 3

За небольшой речкой Салбеей мы осматриваем крутые склоны, взрезаиные зеле- ным глянцем змеевиков, ищем Антонову яму. Денис отворачивает огромные камни — все хочет помочь получше. — Кабы не работа дома — пошел бы с вами в тайгу по за Крол. Там кедрач боевой, там кедровая темень! А речка — неглубока, по камням рассыпалась. Там, ноказал бы вам, по ключикам золото есть. — Вот, Денис, иной раз сера, да железо, да уголь нужней золота, — говорит Л. Г., — нам, брат, пирит — железо с серой, такая руда есть, всего нужней, — ион рассказывает Денису о будущем бумажном комбинате, который вырастет го-ли около Красноярска, то-ли на Абакапе. Квадратный пожилой латыш Пиша, у которого работал Антон, до своей химиче- ской карьеры, выходит с трубочкой. Мы просим его указать — правильно ли мы остановились на старой осыпавшейся яме, вырытой в полусклоне. — Да, эта яма копал Антон для каменка, — и он рассказывает историю Анто- на, пока Николай Васильевич с помощью Дениса расчищают склон. В империалистическую войну военнопленный австриец Антон Шмидт убежал из Красноярского военного городка в тайгу и забрел на хутор к Нмше просить работы. Прекрасный мастер он был и любознательный человек. Постоянно бродил по горам и в свободное время по неделе не выходил из Велогорья. Оттуда он приносил образцы медной руды и гипса. Образцы эти Имша показывал в Красноярске и там, будто бы, подтверждали, но кто и где — Имша не указывал. Однажды Антон натащил в новую баню камней для каменки. Сложили и зато- пили. Вдруг, когда топка почта кончалась, пошел дым, на каменке вспыхнуло синее пламя, п баню едва отстояли. Так Антон нашел серу и вскоре попал «химиком» к Кравченко. Сера была нужна ему для каких-то военных надобностей. Пошел он к партизанам добровольно, но затосковал п через полгода стал п!роситься на родину. Кравченко отпускал, — «найди только себе заместителя», — сказал он. Этого Антон сделать не мог. Пошел он с партизанами в отступление на Минусинск и Белощарск (теперь — Красный) и после боя с атаманом Болотовым отравился. Прибавлял Имша, что Антон был задумчивый и тихий, жалостливый к животным не мог видеть кровь, и в империалистическую войну сам сдался в плен. Была у него любимая поговорка: «У русских кроме знания все есть...» Имша сидит на краю расчищенного склона п рассматривает желтую жилу, ко- торая сечет известняки. Запах серы вздымается при каждом ударе, кирки, но камень слишком тверд, и загадочно бежит вглубь желтая жила от настойчивых вопросов, которые ей зададут в лаборатории. Мы отрываем большие куски, и Денис несет их к лошади. — Это просто ответить, — говорит Имша на мой вопрос, почему более разви- тые латыши предпочитают жить на хуторах и не пробуют коллективного способа ве- дения хозяйства. — Это просто — да! После 1905 года я менял фамилию и становился Зигмут. и уходил в глухой Сибирский тайга. Только десять лет, как я стал опять Имша. Я тоже посылал партизанам табак и брюкп. Потом я шел под Омск на два года в комму- на. Но мне там показывается, что мы поминаем крепостные права. Там только требо- вали, чтобы человек работал и работал, и плохо кушал, и вся жизнь работал. Я по русски не умел работать. Я хочу работать много и ремного читать, и учить свой ум, и одеть чистое платье. Я послушал газеты — хорошо! Можно эта коммуна жить. Очень прекрасный че- ловек думал об этой коммуна и он говорил, как мой IAHTOH, ЧТО русским надо учиться. Но он не мог научить всех сразу работать. Уборка хлеба осенью. Пашут трактором. Мало пашут и идут в дом. Почему мало? Солома мешает? Почему? Не убрали. И трав-