Сибирские огни, 1931, № 2 - 3

— В одни руки всево не ухватать, возбужденно сверкая единственным гла- зом, первый заговорил Дмитрий Седов. — А у Урузбая ниче из рук не вывалится. Не кыргыз, я огонь. Опять же и лошади, а весна не ждет... Ух, да в два то плужка! — ухватился за свою мысль Дмитрий. — Я это же думаю, Герасим, што кыргызишка он хучь и под годами, но которых протчих и молодых за пояс ишшо заткнет, — заговорила Матрена Погонышиха и так вы- разительно посмотрела на мужа, что тот вскипел. — Не ладно, не ладно удумали. Как там ни верти, а нехрись она и нехрись не- маканая. И мужики засмеют... Зотейка не выдержал сурового взгляда жены и потупился. — Молчал бы уж, коли бог убил. Матрена бесцеремонно заслонила маленького Погоныша грузной своей фигурой. Нестимея накрыла на стол и пригласила всех ужинать. Окончательно растеряв- шегося Урузбая, Герасим усадил рядом. Урузбай взял ломоть хлеба и, опасаясь уро- нить на стол крошку, стал осторожно есть его, охвативши обеими руками. Капли нота на лбу и лице сделались еще крупнее, а узенькие глаза смотрели на всех растерянно. — Таскай-ка вот... Урузбай все ел и ел хлеб, не решаясь протянуть руку к дымящейся миске со щами. — Как так перевернулась пся, штоб кыргыз и работать вместе и за стол вместе и хлебать щи из одной шашки. Урузбай всю жизнь прожил у русских и ел из отдельной посудины где нибудь на скамейке у порога- «В переднем углу — где телят вяжут» — вспомнил ои слова Автома Пежина, у которого жил несколько лет подряд. «Правда, богатый кыргыз са- дился с русскими за стол. Богатый, значит, можно был»... И то, что все едят с ним из одной чашки, неожиданно толкнуло Урузбая на не- виданно смелый для него шаг. — Худо будет — брошу... — успокаивал он себя уже принявши решение. — Вот, что Гарасимь, .давай рука! Урузбай в волнении поднялся на ноги. Все положили ложки и уставились на него. Герасим Андреич протянул руку. Урузбай приподнявши свою, с силой хлопнул по ладони Герасима, как это делал, обычно, при ежегодной рядке в наем. — Бери Урузбайку, Гарасимь, с конем, со всем патрохом, с-Рабегой. Урузбай- ка да... Он еще хотел что-то сказать, но глотку ему перехватило. Он утер засаленным рукавом бешмета струившийся с лица пот, сел, взял ложку и уже решительно и спокойно потянулся к миске. • • Во второй плуг, кроме пары меринов Урузбая, впрягли двух Погонышеых «третьяков» 1 ), впервые взятых на узду. Жеребята храпели, дрожали всей телои, когда их вводили в постромки и прикручивали поводья к дышлу. Вся артель была в сборе. Шестилетний погоньщик — Вукол, вертелся тут-же, возбужденно посверкивая глазенками. — Ты у-меня пофыркаешь ишшо...' — Вукол погрозил кулачишком строгому жеребчику, запряженному слева. — Уйди! Хряпнет вот зубом... — Пестимея схватила Вуколку и отдернула от жеребят. За ручки плуга взялся сам Герасим Андреич. Урузбай, сбросивши чапан и мала- хай, вскочил на сытого Пеганку. Молодых коньков по третьему году.