Сибирские огни, 1931, № 2 - 3

П а х о т а (Из второй книги романа „Капкан") В медовом опьяняющем угаре катилась весна. Дымись в испарении отогревались иззябшие за зиму тучные солнцепеки. — Из годов эдакая-то благодать — радовались мужики. Безветреные — «парные» ночи и солнечные «распары» днем — буйными сила- ми заражают землю. Хмельным соком налились одевшиеся почками деревья. По угорь- ям пробрызнула зелень. А солнце все горячеет. Босые ноги борноволоков по щиколотку грузнут н мягкой, горячей и жирной, как творог, пахонине. Тихие, теплые дожди неудержимо погнали в рост упавшее в землю зерно. На четвертый день лопалась рубашка у пшеницы, на шестой у ячменя и овса. Через день пропукивался беспомощный, едва заметный рос- ток. А через неделю густая бледно-зеленая щетка ярицы уже закрывала взбуровленнос чрево земли. А еще через неделю в хлебе уже пряталась галка. • • Артельщики выбивались из сил — нехватало ни рабочих рук, ни тягловой силы. Герасим Андреич метался с пасеки на маральник, с маральника на артельный клин. Острый, хозяйственный глаз Герасима Андреича отмечал недочеты в работе: — Ну разве так пашут? Он спрыгнул с лошади и бежал навстречу приближающейся упряжке. Молча по- шел рядом с Погонышем, внимательно смотря на плуг. Погоныш сердито выбрасывает плуг на завороте. Трефилка останавливает взмыленных лошадей. — Разладился! Сюда повернешь — в борозду лезет. В эту сторону — буровит в цело, хучь лопни — обезручел я, Герасим Андреич. В голосе Зотейки просьба, на лице растерянность. Широко шагая босыми ногами по пахонине с тяжелой «севалкой» через плече, подходит Матрена Погонышиха. Лицо Матрены красно и потно. Узкий полосатый ме- шок, наполненный семенами, обвил грузную фигуру Погонышихи, как исполински» удав. Трехпудовой тяжестью севалка врезалась в плечи. Не чувствуя ноши, Матрена останавливается и разговаривает с Герасимом Андреевичем. — Никакого дохмату и ни на што у него, окромя как спать, да жрать. Погонышиха презрительно смотрит на мужа. — Пробовала сама за плугом, а его с севалкой, дав у иво и ножонки гнутся и язык на сторону. Швырк сюда, швырв туда, а сам качается... Матрена картинно представила, как бросал на полосу зерна Погоныш и расхохо- талась на все поле. — Животики надорвешь. Плюнула! Дай, думаю, сама лучше, нечего уж людей смешить. А вот и за плугом ходить, как следоваит, тоже не может...