Сибирские огни, 1931, № 2 - 3

склоны гор, покрытых лесом и увенчанных вечными снегами. Откочевал и аульный совет. Но Урумбасар знает как найти его. Дни и ночи будут метаться по степи казаки, пока не вручат страшный пакет председателю. Кто знает о чем написано на бумаге, которую надо доставить так же быстро, как пролетают над степью птицы? Быть мо- жет черная чума ползет из пустыни на казакский народ. Алдиаров хохотал, закинув голову. Ои обманет многих. Он пришил к письму перо беркута для того, чтобы самому быстрее вернуться домой: узнает хозяин, что ездил пастух с пакетом без его ведома — прогонит. Где достанет тогда Урумбасар кусок мяса и мешок кислого молока для детей? — А спросит Мултей, где я рубаху взял — скажу: «русский человек бабу га- скал —рубаху давал», — бормотал Урумбасар. Игрений бегунец спотыкался — надо возвращаться. Но передать письмо некому: степь безмолвствовала. Одни вороны попадались Алдиарову: они сидели на придорож- ных камнях. Мимо этих каменных холмиков лежит тропа, проторенная предками. Она ведет в широкую долину — ворота между двумя хребташ! — и, теряется и далеких восточных странах. В былое время полчища монголов проходили этим путем в Север- ную Азию, переваливали через каменные гряды и «брали в полон» белолицых славян. Позднее торгаши, измеряя путь свой месяцами, дремали под палящими лучами солн- ца, направляясь на дальние торжища — на берега великих северных рек. Здесь про- ходили караваны генуэзских купцов. Но время стерло следы верблюдов, их путь за- мели песчаные вьюги. Одинокие памятники былого торгового пути стоят в степи. Сто- ит высокая и круглая, словно точеная игрушка, красная башня. О ней ноют песни. Говорят, там похоронена девушка, любовь которой была осквернена злодеями. В другой могиле похоронен богатый бай. Тес для теремка над могилой везли с севера на вер- блюдах пятнадцать дней. Из трех уездов приезжали казаки на поминки, для гостей было поставлено триста юрт, зарезано сорок лошадей. Урумбасар свернул со старой тропы и поскакал к реке, за которой виднелись 5вадцатиаршинные тополи станицы Павловской. Оттуда часто приезжает к Мулт^ю друг, Ильи Масалов. Урумбасар мчался берегом быстрой Аксу, воды которой скачут г гор. Но и на берегу реки не оказалось ни одной юрты: вчера откочевала в горы по- следняя семья. За рекой — земля пестрая, похожая на старую шубу с множеством новых за- плат: там зеленые квадраты полос, засеянных пшеницей. Густой сетью арыков, похо- жих на кровеносные сосуды, покрыта равнина. Вон в бороздах серебрится вода. И там, где орошена земля, подымаются буйные всходы- — Хорошо польют — осенью амбары будут ломиться от зглеба. Урумбасар был бы счастлив, если бы одна полоска принадлежала ему. Он посеял бы на ней пшеницу и проел. Всю зиму варил бы в бараньем сале колобки из пресного теста — баурсаки. Имея такую полоску, он навсегда отказался бы от кочевья. Гово- рят, что казак подобен гусю: вольный, как птица, он летает по степи и веселые пе- сня распевает. Это сказал глупец. Урумбасар веселых песен не поет: у нею нет ло- шади и нет своей юрты. Игрений остановился и, мотая головой, посмотрел на седока. На ушах коня пу- зырился пот. Впереди шел караван и Алдиаров ударил лошадь пятками: — Ну, удалой... близко. Верблюды идут покачиваясь, словно сзади кто-то подталкивает их. На горбах навьючена юрта, сундуки и мешки. Впереди на белом верблюде едет девушка. Под ней пестрые ковры из бараньей шерсти- За караваном — ее бабушка. Она "гонит вер- блюдов с ящиками, полными ягнят. Хозяин на вороном иноходце едет за табуном. Урумбасар крикнул: — Эй, джигит! — и помахал письмом. Казак остановился, сдвинул на бок фиолетовый малахай и почесал за ухом. Вручая пакет, Алдиаров сказал: