Сибирские огни, 1931, № 2 - 3

тавать от бессонных ночей и мучительных дум о завтрашнем. Э п о х а н е з н а л а к о л е б а н и й , отталкиваясь от вчераш- него с неимоверной силой. Оттого и по- лучалось так, что люди оставались как будто прежними, так же любили и ненави- дели, стремились к лучшему и не хотели плохого; однако, их понятия о хорошем и плохом, их ненависть или восторженную радость кружил новый ветер; р а з р ы х - л я л и р а с ч л е н я л , ч т о б ы о п я т ь о б'е д и н и т ь, н о у ж е п о к л а с с о - в о м у п р и з н а к у » (стр. 66). Особенно интересны сибирскому чита- телю факты о работе «волков в овечьих шкурах» — сектантов, баптистов, их про- поведников и «агитпопов». Чего стоит один сектантский «Интернационал»! Он начинается словами: «Вставай, грехом обремененный, весь мир беспомощных рабов. Вставай на бой непримиримый, и будь на жизнь, на смерть готов», а да- лее поется: «Никто не даст нам избав- ленья, лишь бог спасет своей рукой, да- рует нам освобожденье Исуса кровь — поток живой» (стр. 32). Не плохи и «мо- литвы от суда», понятно, советского (сто. 45) и рабочие наряды пресвитера в сектантском колхозе: «господи, благосло- ви Иванова сделать то-то, господи, помоги Сидорову вспахать и отврати его от ячей- ки комсомола» (стр. 74). Скупыми, но тем более выразитель- ными словами автор изображает сопро- тивление кулаков, показывает врага во всю его силу и во весь рост и опять-та- ки документально-убедительными кажут- ся описанные в повести убийство комсо- мольца Сергина, покушение на убийство партийца-учителя Поспелова и поджог колхозного сена. Не выдумана и ларечник Маркин иг кулак Дорожко, и сбитые с тол- ку попами бабы, просящие под видом кол- хозниц милостыню в целях контрреволю- ционной агитации и кулака, с иконой в ру- ках, по наущению производственника Ивана молча и мрачно обходящая ста- ницу, собирая за собой густой хвост из баб и ребятишек. Станицы были в ог- не, пока не был нанесен последний удар по кулачеству и читатель с удовлетво- рением читает о вскрытиях хлебных ям «а Дону и понимает смысл раскулачи- вания. Бодрым аккордом заканчивается повесть — на первом колхозном с ' езде подводятся итоги и один из делегатов бедняк карагаевец Козбаевым говорит: «он видел Сельмашстрой и Ленинский -завод и не считает больше себя бед- ным. Раз советская власть растет и стро- ится, он считает себя богатым и счаст- ливым» (стр. 135). Существенным недостатком повести является внесение в нее, зачем-то, лю- бовного момента: партиец Паспелов втайне любящий- ПуЩкина, часто по вече- рам в своей комнатушке тихо «деклами- рующий: «луна спокойно с высоты над Белой Церковью сияет» и мечтающий «попасть в Москву и заглянуть в Третья- ковскую галлерею и художественный те- атр» (стр. 17) и дочка кулака Гаша, чудо- действенно спасшая ему жизнь, женятся под занавес. Весьма неясна и сомнитель- на также фигура журналиста из центра, носящего почему-то фамилию «Венский», псевдоним известного дореволюционного богемного писателя-юмориста. Все же, несмотря на то, что повесть производит впечатление скорее очерков, только стиснутых в форму повести, ка- ковой формой автор не овладел, книга этя о новой деревне, пенна и интересна. Иное впечатление производит книга Т.рушкова с претенциозным и обязываю- щим названием «Поэма в 1.000 га», и прежде всего потому, что и первая по- весть и ее пять рассказиков по суще- ству говорят бесклассово о деревне Ста- рой, отошедшей уже в область истории. Правда, в первой повести действие раз- вертывается в коммуне, но внутренней ЖИ З НИ КОММУНЫ автор, В СУЩНОСТИ, СОт вершенно не касается. Почему это ком- муна, а не артель или совхоз или попро- сту некое сельское хозяйство — остает- ся непонятным. Коммуна эта существует в безвоздушном пространстве и комму- нары совершенно не соприкасаются ни с единоличниками, ни с колхозниками, ни с партией, ни, в сущности, даже и с со- ветской властью. Дело сводится к мало интересной любовной истории: некий мо- лодой агроном из рабфаковцев с народ- нической психологией и туманной «ве- рой в землю» (стр. 64) неудачно, буду- чи студентом, женился на столбовой дво- рянке Тамаре, ругающей его «мужиком». Он ролучал пособие от этой коммуны. (Познакомился с председателем на с.-х. выставке в 1923 г.) и уехал после окон- чания вуза к коммунарам, где и сошел- ся с девицей Пелагеей, прижив с ней ре- бенка. Жена его надувала, беря с него алименты на несуществующего ребенка, и только узнав об этом обмане он по- нял, что «счастье -— возле нас», что его счастье в Пелагее. Но последняя уже не хочет быть его женой, т. к. он не член коммуны, а только «наемный» человек. Тут-то агроном и понял, что надо «не служить социализму, а строить его вмес- те с Никитами, Палашами» (??) и т. д. и т. д., а под кюйец, т. к. это все же «п о э- м а в 1.000 га» — «зыбью убегает поле в золотую тумань». Рассказики Трушкова^- просто деревенские анекдотики, возмож- ные и до революции: тут и церковный староста, приживший ребенка с глухоне- мой крестницей («Несовсеминка»), и кре- стьянин, сдуру продавший на ярмарке жеребенка, после чего полученные день- ги ему пришлось отдать за разбитые горшки — кобыла понесла, услыхав ржа-