Сибирские огни, 1931, № 2 - 3

ный у стана хомут и трясущимися пальцами стал вправлять выбившуюся кочму под крышку хомута. — Ой, Герасимь, скажет тоже... — долго еще шептал взволнованный Урузбай. • • Поздно ночью в Чернов/ушку верхом на Пеганке приехал Урузбай. Пестимея Петушиха уже спала. — Тотка Бистимей, а тотка! — кончиком плетки постучал в окно, не слезая с коня Урузбай. Пестимея торопливо зажгла лампу и, открывши створку, спросила: — Это ты, Урузбай?.. — Бык дома? — удивил он ее вопросом. — Л. где ему быть ночью, как не на дворе, — не понимая в чем дело, отве- тила Петушиха. — На пашню погоню и Митрий и твой бык. В руках-Урузбая, привязанный на веревке, упирался бурый бык Дмитрия Седова. — Конь сапсем бристал. Утром пакота, обед пакета, вечер бороньба. Какой дело! Бык да лежит, бороньба.да стоит... Пестимея захлопнула окно и вышла во двор. — Гони, если сладишь. Вон он — пыхтит. У амбара лежал большой пестрый бык. Урузбай, все также не слезая с коал, открыл ворота и в'ехал но двор, затянул следом за собой и упиравшегося быка. Со- скочив с коня, он ловким движением накинул петлю быку на рога. Бык вскочил. Урузбай связал концы веревок, вскочил ч на седло и погнал быков на улицу.-. Быки крутили головами, мычали, бросались из стороны в сторону. Урузбай наскочил на бы- ков и стал пороть их плетью, сопровождая удары резким, гортанным криком. Быки стремительно вынеслись за ворота, Вскоре и Урузбай и быки утонули в глубине ули- цы. Пестимея долго еще слышала в тишине ночи гортанные выкрики Урузбая. • П После трехдневной пытки и голодовки — быки сдались. Весь народ с елани сбе- жался к артельному стану. Измученных быков Урузбай впятил в огромные, специаль- но сделанные деревянные «яремища». Запряженные они понуро, опустив головы, по- махивали хвостами Матрена Погонышиха ухватилась за ручки плуга. Урузбай потя- нул за веревку, привязанную к рогам. Погоныш хлестнул быков кнутом по спинам и они пошли. Мужики, бабы, ребятишки шли следом, кричали и свистели, понукая быков. Матрена все крепче и крепче налегала на ручки плуга, запуская лемех чуть не по колено, а быки все шли и шли, изредка встряхивая скованными в ярмо головами. — Вот это дак воротют, сдохнуть бы им, — удивлялись мужики. — Трактур, говорят эдак же, сколько не зацепит — прет — только из под хвоста дымок воня- ет... Артелыцики-те наши с трахтуром теперь... Акинф Овечкин зло улыбнулся и потупившись пошел на свою полосу. Больше всех ликовал Урузбай. Измучился он с быками, пока не сломил бычиной ярости. Пло- хо ел и сам в эти дни, а быкам давал только по ведру воды п ни клока сена. — Упсе кровь в глазах— джязби иво — ругался Урузбай. Матрена Погонышиха все эти дни сама ходила за плугом. — Ну и старичек, будь он бласловленнай. Из себя шшлет, шкилетом, а ровно бы «елезный. Эдако быдло выламыват, — поражалась она упорству Урузбая. • • Круг сомкнули. Урузбай остановил быков и заглянул им в глаза. Глаза животных были тихи и покорны. Быки тянулись к сухобыльнику и высунув длинные, бледные языки старались захватить хоть что нибудь.