Сибирские огни, 1931, № 1

Они шли по левую сторону тропинки. Затеей на деревьях — язык тайги — теперь бы- ли справа. За перешейком оставили пугавшую тропинку. Шли лесами, не видавшими человека. По серым кудрям лесного мха, присосавше- гося к гладкоствольным пихтам, Арымжанов определял страны света. Шли, не отдыхая. 25 На исходе пятого дня они подошли к болоту, изогнутому дугой. — Я не пойду. Лучше на берегу пропадать. — Почерневшее лицо Трясогуэова вытянулось клином, а ноги дрожали, как у измученного осла под тяжелой иошей. — Плакать не будем. — Никанор смело шагнул в осоку и нпга его увязла до колена. < В зеленой стене леса на том берегу он ясно видел очертания старых деревьев. Он надеялся, что через два-три часа они будут там. Вчера на солмцевсходе разделили последние сухари. Целый день шли с перетя- нутыми животами, обманывали голод мутной водой, пахнущей ржавчиной и гнилыми травами. Ели ягоды, но от них боль в желудках обострялась. Однажды Трясогузов решил заменить Никанора, прелагавшего нуть в травах. Ои с головой утонул в густом малиннике. Не знал — идет ли он на юг или на запад: над ним висел лишь маленький клочек неба. Хрустела чаща, ломались стебли малинника. В пяти шагах он увидел черные руки, огромные, как мохнашки из собачьей шкуры, какие одевают сибиряки в лютые морозы. Он вскрикнул, как испуганная женщина, покачнулся и сел. — Там... там... стреляй скорее. Зверь фыркнул и прыгнул в сторону. Никанор встал на буреломину. Он видел как колыхались травы. — Ты рано, Трясогузов, крикнул: нужно было подойти, пожать его правую лапу и тогда орать: «Стреляй скорее». , Аэрофотографа прозвали медвежатником. В тот день Никанор семь раз стрелял по глухарям и рябчикам, но безуспешно: руки дрожали и мушка двадцатки прыгала перед глазами, не задерживаясь ни на одн» мгновение. — Когда она — нтица — летит, целить надо вперед ее, учитывая скорость по- лета птицы н дроби, — посоветовал Трясогузов. — Ты продемонстрируй. — Никанор подал ему ружье. — Если в неподвижную цель попадешь — поверим, что ты охотник. — Вскоре он остановил спутников и шеп- нул аэрофотографу. — Вон. Видишь? Филин сидит. Трясогузов, припадая по-кошачьи, шел к цели, полз но валежине. Он выпустил два заряда. Кояда дым рассеялся — встал и взмахнул руками, словно хотел спугнуть птицу. Позади загрохотали взрывы хохота. — Да это.., не филин. — Он целил в серый сколок сломленного ветром дерева. — Ты охотник замечательный: можешь перепелов стрелять. Руки путников были покрыты кровавыми ссадинами, одежда испещрена дырами, в сапогах хлюпала вода. Даже Арымжанов расхлябался. Ему казалось, что развин- тились все гаечки, скреплявшие отдельные части тела, и оттого он так резко покачи- вается во все стороны. Его давила усталость и позевота. Он знал: если прилечь хоть на минутку на этот сырой мох — проспишь полсуток, голод еще сильнее ухватится за сердце, будет неотступно сосать его и не дойти им до ближайшего притока большой реки. — Пошли. — Не оглядываясь, Никанор крикнул из болота. — Я ожидать ни- кого не буду. Солнце быстро катилось с голубой горы, точно сейчас хотело упасть на зеленую