Сибирские огни, 1931, № 1

с,ал» на ней решение собора. 11а палочку «К. У . » положил несколько новых зарубок. Вернулись капдыковцы к грамоте предков, .обитавших на земле несколько столетий тому назад. — Собор узаконил: повесить на шею Ульке штаны Кузьмы и провести ее из конца в конец поселка, звоном тазов сзывая старых и малых. Пусть бабы презрением поль- ют лицо ее. Наложить великую спитимиго на два года — по триста земных поклонов каждый депь и по двести пояслых. Наложить на Евлуна большую епитимию. Две недели отработает он на ноле упра- вителя. Если повторится пепочитание родителя — наказать тростьми. В спасов день после всенощной согрешившие поклонятся на все четыре стороны и попросят прощения у присутствующих. 24 Бывалому человеку понятна тайга, лишь он один может различить зверь ли про- ходил этим местом, или т у т когда-то лежал путь людей. Никанор шел впереди. Иногда оя наклонялся и ощупывал землю, чтобы отличить след человека от следа медведя. Бридж тонул в большетравье. Серебристые брызги росы с гигантских нучек и с фиолетовых и желтых головок цветов падали на голову: рубашка Гарри промокла до последней ниточки. Холодные ручейки текли по снине. Мокрый сарафан Ульки хле- стал но ногам, она часто спотыкалась, пока, ни спрятала подол в штаны. Никанор хотел избежать нового ливня с- кустарников, преградивших путь, и по- шел по буреломине. Бридж и Улька шли по тропинке. Гарри споткнулся. В тот же MIFR\ когда он почувствовал, что кто-то схватил его за ногу и удержал, прогрохотали два выстрела. Улька тонкоголосо, чайкой подстреленной, вскрикнула и упала. Трясогузок взмахнул руками, словно хотел ухватиться за какую-то лапку пихты, и опрокинулся с валежины. Он упал на спину и застонал тяжело, по лошадиному. Арымжанов из рук Осипа вырвал двадцатку й встал на колено, приготовившись палить но первому шороху. Тайга безмолвствовала. Никанор, раздирая зеленую стену кустарников, прыгнул к Трясогузову. но хрип- лые слова, похожие на блеяние недорезанного бараяа, остановили его. — J a m k i l l ed. Убиль. собака... — И Гарри по-русски выругался так крепко, как не ругался никогда. Никанор переметнулся через буреломину. Открытые глаза Гарри были неподвиж- ны и стеклянисты: в них застыл страх перед небытием и светлая жалость жизни. На груди лопнули последние красные пузырки, прикрывавшая рану рука плетью упала на землю и из круглой дырки на груди хлынула бурая кровь. — Гарри! Гарри! — Голос Арымжанова дрожал. Он схватил руку друга — пульса не было. Улька взглянула на бледное лицо Бриджа и из глаз ее посыпались слезы. Взт также и она упадет где-нибудь, — думала она. Все же это лучше, чем петлю на себя накинуть, а ведь се, Ульку, доводили до этого. — Нет, нет... — шептала Улька. — Жить хочу. Трясогузов, прихрамывая, шел к убитому. — Товарищ Арымжанов. — Не мог скрыть радости, вспыхнувшей после того, как убедился, что стреляли не в него. — Я ничего... Я даже не ранен. Никанор ощупал тело друга и на ноге нашел веревку, затянутую петлей. — Самострел! — взревел он. — Силки по тропе расставили. Тело товарища отнесли за валежину и прикрыли чащей. Минуту молча стояли над ним, склонив головы. — Как бы, слышь, догонять не побежали, — молвил Осип. Простившись с умершим, повернулись лицами на юг. Никанор нопрежнему шел впереди, ломал ногами толстые дудки не мятой травы.