Сибирские огни, 1931, № 1

Ягодный сок расплывался по бумаге. Из-под гусиного пера б у т ы выходили коряжистыми, похожими на лягушат. Никанор с запинками читал написанное минуту тому назад. «С рассветом мы оставили город... Аэродром прощально улыбнулся... 1$ голубом просторе пел мотор. Нас не болтало: погода стояла* на редкость благо- приятствующая. Вскоре справа показались болота...». Он переложил на бумагу весь путь, пройденный в неудачный день. Листки выр- вал • спрятал в карман. Тогда в голове его вспыхнула мысль — написать десятки запмсок, положить в бутылки и отправить по течению. На низовьях большой реки хоть одну из бутылок могут поймать люди, приплывшие сюда с юга на речных паро- ходах и севера на океанских кораблях. Оттуда, с побережья Ледовитого океана ра- дисты бросят в голубые просторы весть о самолете и открытом поселке. Он начал первую записку, но, не написав и половины, бросил перо: во всем поселке, кроме дома управителя, не найти и двух бутылок. Он мог бы положить записки в лагушки и плотпо закрывающиеся туясья. если бы эта затея не показалась ему смешной: — Буду истерично взывать о помощи и расписываться в своей беспомощности, а туяски, в лучшем случае, проплывут несколько месяцев, в худшем — застрянут в чаще. — Громко сказал: — Уйдем. Не впервые мне... .^Цепь давно минувших дней неожиданно привлекла его яркими красками. Он об- макнул перо в ягодный сок. «Лесистая долина с маленькой деревенькой, от которой как ни скачи, а до го- рода в три дня не доскачешь, лохматое предгорье — моя родина, — писал он. — Это — настоящее кержацкое гнездо...»? Размотал клубок воспоминаний — красные ниточки легли на бумагу: он нанисм о всей своей жизни, но особое внимание отдал победам в воздухе. И это понятно — он один из дерзких победителей пространств. Особенно запомнился первый «штопор», когда машину с двухтысячной высоты направил лбом в зеленый живот земли и вывел в горизонтальное положение низко над домами. Тогда хмель дерзости бродил в голове и в ушах ухали филины и выли сирены. Но красная сетка букв не закрыла стройных словесных шеренг, в которых — если верить книге — заключена вся премудрость древних веков: «Высоту неба и ширину земли, и бездну премудрости кто исследует?» Арымжанов смеялся. 14 В Кавдыковке грамотные считали дни по старым святцам, а неграмотные но узелкам. Старухи заранее знали в какой день недели в этом году будет успение, воз- движенье, покров и другие праздники, они могли сказать и па пять лет вперед — в памяти носили какой-то свой календарь и молодым на поясках завязывали узелки на целую неделю: ' t — Все узелки развяжешь — т ур тебе и праздник будет, — говорили они. Илья пророк в Кандыковке почитался. Его боялись и считали своей необходи- мостью задобрить, оказывая внимание. — Грозный он. Илья-то: редкий год без т уч. да без града проходит. Вечером 19 июля все — мужики в кафтанах, а женщины в черных сарафанах, прикрывающих даже ступни ног — с лестовками и подрушниками отправлялись в моленную. Никанор смотрел на богомольцев и думал о давно минувших столетиях. Ведь вот такие же согбенные фигуры в длинных одеяниях видели на Руси путеше- ственники и в семнадцатом, и в восемнадцатом столетиях. Вот они осколки минувших веков. Здор... Здравствуй. — Женщина, вошедшая в ограду, переломила язык т половине слова и поздоровалась так. как в Капдыковке никто не здоровался.