Сибирские огни, 1931, № 1

— С табачишшш на улицу уходи. — сердитый голос матери походил на стро- гое кряканье утки. Он вышел. Акулина стала к двери. — Грех на душу брать не согласны. II коммуну запишешься — сатане прямо в колени угодишь. Печати антихристовы на лоб и на руку прикладывать будут. Жены общие... Блуд... Тысячеголосую песнь тянули комары. Никанору казалось, что там. за опушкой леса, какой-то великан стонет тихо-тихо, но-детски. Он провел рукой но лбу и на пальцах остались красные пятна. Через несколько минут лицо и руки вспухли. Луна казалась рябой и исколотой булавками. — В Таловку, люди баяли, сам антихрист на ямских приезжал... — продолжала Акулина, — ' Уж он плясал-плясал!.. Человек так плясать не может. Опосля всего в озеро прыгнул и сказал: «Все в комунии будите». Никанор молчал. Он вспомнил уютную комнату в городе, оклеенную серыми обоями. Жена лежит сейчас на медвежьей шкуре и перелистывает свежие номера журна- лов. В углу стоит двухламповый приемник, Скоро жена будет слушать концерт и;: Москвы. Никанор следил за сизыми клубками дыма, закрывавшими луну, разгова- ривал с самим собою. Нет, так бывает в обычные дни. А сегодня она взволнована. Телефон дребезжит, не умолкая. Она звонила на телеграф, в исполком, в «Северо- строй», а сейчас — был. может в третий или в четвертый раз — будет звонить на аэродром. За городом, на зеленой площадке пылают костры. Там обеспокоепные люди не открывают глав от серого, как сталь, неба. Телеграфисты выстукивают: «6 часов 32 минуты утра вылетел северо-восток... 7 часов 19 минут видели последним пунктом Не вернулся. Сведений нет. Сообщайте пролете «291». Завтра строки, подобные этим, будут оттиснуты па газетных листах. Страна узнает о бесславном полете Арымжагош. Радисты-коротковолновики будут дежурить у аппаратов, надеясь поймать сообщение о самолете «291». Но все попытки будут тщетными. Мать гладила его плечо, говорила громко: — Никанорушко. А, Никанорушко! что та ко с тобой стряслось? Глухота нашла? Он тряхнул вихрами, сказал, he поворачивая головы: — Тишина какая у вас тут . .. как в репной яме. От болот пахнет. — Я баяла, — продолжала мат ь ,— обсеменился поди тамока, сынок? Пли с чу - жими бабами путаешься, грешишь? Корни-то пустил, говорю, нет? — Второй год женат. — Поди ко у мирского попа венчался, а не сводом? — У советского. — Она... бабочка твоя из какех будет? Знать-то ты взял потаскушку на высо- ких копытцах и в узенькой юбчонке — бежит но улице и голяги видно. Чует мое мате- ринское сердечушко... Арымжанов нахмурился. На переносье появились глубокие морщинки. Он не удер- жался и уронил на сердце матери острую занозу обиды. — Вокруг бутылки с водкой «обвенчались» мы. Жена' у меня не русская. Брови Акулины Зотоовны, похожие на титлы над словами старых книг, взметну- лись, а широко открытый глаз теперь напоминал холодное стеклышко. Возле лица ле- тал назойливый комар и пытался сесть на отвислую нижнюю губу. — С ума ты спятил... Совсем испода забыл и стыд потерял. — Я прошу (Г такими разговорами ко мне не обращаться. — Голос прерывался и слова рассыпались, словно горох по полу. Он повернулся к матери, посмотрел в един- ственный глаз и. покачивая головой, продолжал. — Неужели у тебя. Акулина Зоте- евна, нет других разговоров? — Чо я сказала лишнее-то? Ничо я худого не сказала. — бормотала мать, а сухие пальцы ее развязывали и завязывали уголки платка. — Приданого-то много