Сибирские огни, 1931, № 1

— Ты в грехе, ты u j t ответе, — сказал Паисий и посмотрел из-под бровей.— Твое ирегрегаение велие. — Знатье бы да-к не отдавать... за богатством погналась я. Прости ты меня, осподи. — Шептала она. — - Притеснят свекор-то. А мужику-то свому сказать боится. Жисти нет. Решусь, говорит, руки на себя наложу. Пойдем, поговори с ней, с Улькой-тц. / 1 — Не путай меня'.' Твое, говорю, прегрешение. Осподь наказывает. — Паисий шипел следом за ватагой. Акулина Зотеевна хлопнула руками но пшрокому сарафану: — Что мне делать? С умом не, соберусь. Дочь ревмя ревет, хозяин меня клянет, а зятюГнко богоданный к слову и не к слову так и норовит уколоть, что девка пор- ченной замуж вышла. — Она • высморкалась в подол сарафана и костлявым кула- ком утерла слезы. — Обнадежили да и обманули:, ни шубы, ни кацевейки не д а т мне. Правду говорят: не верь богатому. Ее, Улысу-то, ребеночек, андельская душа, знать-то мучит. Разве сорокоуст отстоять по умершем младенце Акакие? Акулина шла к лесистой пади, в которую убежала Улька, раскосмаченная и измятая. Сарафан у Ульки на груди разорвап, из левого уха выпала растегнущпаяся сережка. « 4. В 1928 году в родной Кауровке Гаденова причислили к духовенству и лиши- ли избирательного права. Посмеиваясь называли кулаком. У Паисия Изосимовича никогда не было больше двух лошадей и одной коровы. Землю ковырял он сохой, третью лошадь в соху брал у соседа. Работал мало. Целые дни напролет читал толстые и закапанные воском книги в кожаных переплетах. Акулпна Зотегала каждодневно набрасывалась на него со звонкой бабьей руганыо: — Ты. лентяй долговязый, опять над книгой согнулся. Сыт ей будешь? Вон соседи блины пекут, — она длинным носом с жадностью хватала сладкий запах бли- нов или гаанег, — а у нас ни мяска, ни маслица. С голодухи ноги протянем. Обноси- лись все. Девчепка невеста, а одеть нечо. Разве поглядит справный жених на рваный сарафан? — Она наклонялась над Паисием и пальцем, как ворон клювом, долбила сухое плечо. — Перестань грешить. — мягко отвечал Паисий. — Не о земной жизни пегс- чись надо, а о вечной. — Пальцем показывал на потолок. Он считался по всему округу первым начетчиком и уставщиком, но обычно отказывался приппмать подаяния/ за всенощные - и сорокоусты, уверяя, что его «осподь бог вознаградит». Оп не брал на себя обязанностей настоятеля, предостав- ляя заниматься этим неграмотной бабке Анфимье. заучившей несколько молитв. — и жена часто укоряла его: — У Анфимьи горы всего, а мы голодным i f зубами щелкаем. — Она сморкалась в подол п утпрала слезы кулаком. — " Ч о р т окаянный. Какой нечистый дух дернул меня выйти замуж-то за тебя, за мучителя. Тогда Паисий вскакивал, точно бичем стегали его по ч спине, срывал с себя длинный черный кафтан и бежал за женой. — Греховодница. Совратительница. Я тебе ребра переломаю. Однажды Акулина сказала ему: — Гложи свои божественные книги. Нет тебе ни обеда ни ужина. Смиренный муж, как называли Паисия многие, выхлеснул ей левый глаз. Ульке, единственной дочери, искала Акулина жениха с 4 крепким хозяйством. Акулпна согласилась ехать в тайгу только потому, что там будет простор для бога- тых людей, которые — надеялась она — не забудут ее. Она видела на себе новую шубу, алый кашемировый полушалок п большую зеленую шаль, какую носила покой- ная Калтычиха. Она выстояла с мужем один молебен, когда узнала, что Кузьма Кондратьевич Калтыков собирается сватать Ульку за Евлупа, п рвала пряди светлых и жестких, как грива лошади, волос, увидев подозрительную полноту дочери. \ • '