Сибирские огни, 1931, № 1

— Не греши: несть власти, аще не от бога. В евангелии, христовом сказано... Евлампий заложил руки за пояс, качнул жалкой бороденкой: — По пишаныо нам жить не шшходитша: я вот штукну тебя по щеке, а гы нодштавляй другую, чтобы жубы вылетели. Ладно? В евангелии так напитано. Наисий сказал, что у него нет времени для собеседования, и побежал дальше. Евлампий давно ругал себя за то, что оставил родное село и приехал сюда. Он не был непоколебимым сторонником старой веры и пришел в Каидыковку потому, что — уверяли его — на новом месте не будет никаких налогов. Пашня его в род- ном селе отошла коммуне «Дальнозоркий коммунист». Евлампий продал хлеб на корню, бросил дом. погрузил лохмотья свои на две телеги и ночью выехал за. деревню. В селе не знали куда исчезло двадцать шесть семейств. В Кандыковку приехали зимой. Валили лес и рубили избенки. В первые дни бегали с топорами по Малиновой Гриве и оставляли за собой затеей на деревьях — захватывали места для раскор- чевки под посевы и сенокосы. Вспыхнула вражда. Друг за другом гонялись с топо- рами. Помирились лишь после того, как, по распоряжению управйтеля, староста Калтыков, помогший переехать им на «святую» землю, отлупцевал половину при- шельцев розгами. Евлампий после первой «бани» пролежал полторы недели. Вскоре ей собрался в обратный путь, то ему сказали: — Нет тебе пути в мир, а самовольно пойдешь — голову потеряешь. Один Калтыков осенями ездил I«B мир», «торг правил»: привозил он сам <Ю необходимое — соль, порох, свинец, кремень и табак для управителя. Возвращаясь, с последней заимки выезЯсал в непогоду — заметал следы. И только один заимочник знал, что где-то за болотами ость Кандыковка. Тайну, поведанную ему. держал крепко. 3. В середине поселка стояла новая, словно из воску вылепленная, моленная. Из добротных кедровых сутунков срублена она: рубили деревья только прямые, звонкостволые, — без кривинки и без задоринки. Строили в расчете на столетие. К этому дому с восьмиконечным крестом собирались кандыковцы. Степенно опуска- лись на пни молчаливые и густобородые староверы. За плечами торчали хорошо пристрелянные малопульки и охотничьи берданки. Все были одеты в черные шабуры,' сшитые по-шинельному, и кошемные горшки, найоминавшие фуражки. Управитель появился в мундире, через плечи перекинуты ремни. Мужики вы- строились в шеренгу и на приветствие начальника ответили многоголосым лаем: — Здрав... лаем, ваше... ство. — Слушать мою команду. Если красные — все бросайтесь на них. — Управи- тель смотрел из-под тяжелых бровей и хватал воздух руками, как ястреб добычу.— Схватить. Посадить. Уничтожить! — хрипел он. — Уйдут — крышка всему посел- ку. В подвалы посадят. Языкп вырежут у всех, кто христианскую веру исповедует. Слышите? Он смотрел на рыжие пряди бороды Паиеия Изосимовича и сухопарый начет- чик закивал головой, соглашаясь с ним. — А если союзники — в поход собираться. Прислонившись к у г лу сруба, стоял Пыльнов, пальцем левой рукн завивал жесткие волосы. I I / голове торчали рога: казалось, что волосы иссосал теленок. Заметив его, управитель крикнул: — Кто звал? Марш на поле. Здесь не совдепия, чтобы по целому дню в носу ковырять. Ватага двинулась к лесу. Шли в развалочку. Позади плелся Гаденов. У кромки кедрача его окликнула жена. С острого носа ее падали капли пота. Она дышала широко открытым ртом, как ворона в зпойный полдень. — Старик, чо же делать-то будем? — задыхаясь, бормотала опа. — Кяда ведь.