Сибирские огни, 1931, № 1

красной смородины. Паисий Пзоеимивич шагал к этим кустикам. Он, любивший ти- хое одиночество, никого не бр'ал с собою в лес, а сегодня тайком от всех ушел на поселка. — Узрят долгоязыцие .человецы и рекут: «В праздник велий о житейском пе- чется начетчик», — вслух разговаривал он. — Кирик и Улита грозный праздник, не велено работати. Заготовленное в праздничные дни не пойдет на пользу живота, токмо в празд- ничные дни можно это в нишу нотрсбляти, — учил он своих единомышленников. А сам не удержался, ушел в-лес, отцовскую заповедь нарушает, грешит. Смиренно каш- лял и успокаивал себя тем. что все простится в нокояниыо дни. Обрывал красные кисточки. Думал о детях. Старшего сына бес унес. С малых лет попал он в сета нечистого. От родителей отрекся. В малолетнее уму-разуму учить надо было. В Библии, книге священной, сказал мудрый пророк: «Нагибай выю его и юности и сокрушай ребра его, доколе оно молодо, дабы, сделавшись упорным, оно не вышло из повиновения тебе». Мягко обращался с ним. С богоотступниками спознался Тми , Дочернина жизнь тоже по ухабистой дорожке пошла. Будто и в руках ее крепко держали, а вольной девкой была, головушку свою запутала. Охо-хо! Ппнсшг Йзосимо- вич зевнул и помахал крестом около рта. — - Простит ли осподь за душу младенца Акакия? — Тихо кашлянул и натянул на морщинистый лоб черную кошенную шляпу. — Настоять бы можно на своем, укротить Акулину. .. — И сам себе отвечал. — Нет, тожно от людей зазорно была бы. начетчику укор: дочь прелюбодеица. Паиспй вздрогнул и повернулся. Кто-то глухо, но настойчиво рычал. Паисий встал на колодину, окинул взглядом лощину. Тайга безмолвствовала. Рык не -овери- иьгй, протяжный и настойчивый, летел откуда-то сверху, точно дырявили небо остро- гранным сверлом. Кошомная шляпа упала с лысой головы Гадвнова и повисла на смо- родиновом кусте. Недоуменным взглядом скользил он по голубой небесной глади. Крестился и бормотал молитву «от духа нечистого и навождения дьявольского». — Осподи спаси и помилуй... чо ето деется?! — воскликнул, когда на тонкие иглы пихт упали короткие звуки выстрелов. Он спрашивал себя: не знамение ли iro- казывается, ни раскрываются ли небеса? Выстрелы ужаснули его. Там люди! Сейчас бросят бомбу п от него не останется ни одной целой косточки. Бежал к поеелку. Трава хватала за ноги, часто падал. Утирал пот рукавом ру- бахи. Очнулся на мысу, от которого начиналась падь. Прежняя тишина остановилась над тайгой. Оглянувшись, он увидел гигантскую белую птицу. Она летела так, что, казалось, сейчас уткнется носом в Клюквенное болото. — Осподи! Микола Милостивый!! — хлопал руками по бедрам Паисий Изосцяо- вич, мотая головой так; точно на ней пылала шляпа. — Человецы. Слуги антихри- стовы найдоша нас. Печать зверя на чело положат, в комунию погонят. Ой, осподи! По склону Малиновой Гривы рассыпаны избушки, кругом них — паутина из- городей. Паисий направился к самому большому дому по всей Каидыковке, в котором жил бесфамильный человек с толстыми, как обрубки веревок, пепельными усами. — Как же добрее молвить то ему?.. Не прогневить бы опять. — Остановился у ворот, над которыми висели жалкие обрывки трехцветного флага, исполосованного ветром. — Как его навеличивают-то? — Терёбил жидкие пряди бородки. — Ху ты. бог ты мой, из ума выхлеснуло. С крыльца спустился широкоплечий человек с выгнутой, как Зад уфимской ве- ялки. грудью и с трубкой в зубах. — Что, святитель, дыбаешь? Не выспался? Паисий встрепенулся, словно "солдат, разбуженный на посту. — А?! Я ниче... — Взмахнул рукой с растопыренными пальцами и ткпул в правый висок. — Ваше... ваша важность... — Лепетал он, словно напроказивший ребенок. — Сказать я прибежал.