Сибирские огни, 1931, № 1

сколько будет? — Не складывается! Неверно... Три всадника! — Браво! — Тише!.. А трое русских плюс три хохла?.. Вот это никак не складывается. Это не человек и лошадь. Это хуже. Нации это!.. Я во-время заметил, что я хохол — вьгхерил из себя этого хохла. Поэтому теперь я среди вас, кацапов, равноправный кацап. Мы складываемся и — итого: едиионационалышй ин-тер-на!-цио-нал!.. Какой идиотский смех завершает речь Гулого! И к чему это «браво», эти апло- дисменты?.. Но — чорт возьми! — есть на свете такие обжигающие руки и отрав- ляющие губы!.. — Люда, а Гулый — хохол? — Гулый — китайский император. — Ты правду скажи. — Он был им... .V него папаша статский советник... Революция дала отставку.. Брата в... Она смолкает. Митулев неприлично смотрит ей в глаза и бессмысленно произ- носит: — Людка-прогульщица!.. B I S Три дежурных лампочки бережно рсвещают большое помещение. С коек подни- мается шумное- дыхание и похрапывание, убаюкивающие дневального у дверей, и ему кажется, что в казарме спит невиданный великан. Два только что пришедших из города курсанта торопливо раздеваются на своих кроватях. Шаткой походкой больного человека, слегка и неуклюже балансируя руками, идет Митулев но казарме. Осторожный окрик доносится до него: — Митулев? — Я, товарищ Погода... Татин!?. — Ты где был? — Был?.. Та-ам! Взмах руки бессодержателен. Ясно: Митулев под хмельком. Татин берет его иод локоть. — Увольнительную сдал? — Отдал... А тебе чего?.. Я был, Татин, у поэтов!.. Там — Людка!.. Баба — во!.. И Гулый... Я. Татин, больше не пойду к ним... А ты не держи меня, мордва! Татин косится на койки. Как будто все спят, никто не слышал... — Иди. иди... ложись. — шепчет он Митулеву. — Пусти, мордва! * Бесцеремонно отталкивает Митулев Татина и ускоряет неверный шаг. Отойдя метра на три. он повертывается, будто вспомнив что-то. и с пьяной ненавистью хри- пит: х — Киля!.. Мордва-голова!.. Оторопело впивается Татин глазами в него, хочет крикнуть — «не смей!» — п не может открыть рот: неожиданная выходка. Митулева парализовала язык. Неудобно садится Митулев на табурет около своей койки ft начинает беспоря- дочно раздеваться. — Доложу! — решает Татин и направляется в противоположную от Митулева сторону. В ногах ослабляющая поступь тяжесть. Расплывчатым пятном вкраплен в .сверь дневальный... Вон копка Погодаева, словно груда камней. Он спит, конечно... Н" почему блеснули две искры в изголовьи?..