Сибирские огни, 1931, № 1

Третий пинает ногой денщика, достающего из погребца ножи и вилки: — Я из вас такой бифштекс сделаю, что сам Тилинский покажется вам бла- годетелем! Попойка кончилась. — Я тебе, болван, буду стлать постель — или ты мне? — налетает на обезу- мевшего от беготни денщика подпоручик. А вся процедура застилания постели со- стоит в том, что нужно развернуть плед и положит!, подушку. • • 18 февраля. Сегодня кончилось семь месяцев войны. Мы исходили громадные пространства, везде оставляя пожарища и трупы товарищей. Мы уходили дальше, а нас со злобой и проклятием провожали жители -разоренных селений. Наш путь усеян окопами, проволочными заграждениями, воронками снарядов, опрокинутыми в придорожные канавы фургонами, группами крестов и трупами ло- шадей. ...Из нашей деревни хорошо слышно как шумит Оссовец. Это не грохот отдель- ной кононады, где можно различить одиночные выстрелы. Это действительно шум или гуд на подобие отдаленного раската грома. Пронесся первый слух о предстоящем наступлении. Оно неизбежно. Мы уже отдохнули и, понятно, нас в покое не оставят. Сколько жертв в этом походе сложат на поле брани свои головы? Где будут вырыты для них могилы? И не все ли равно, в какую, землю зароют: германскую, польскую, русскую или литовскую. Все земли одинаковы. Так мы думали поздно вечером, сиди на обломках пожарища. ЯШ ...Меня разбудил старший командир. Я должен был немедленно явиться к ко- мандиру батальона полковнику Элерц, с которым пробыл последние два месяца на по- зиции под Людвиново. Его батальон получил особое назначение выступить на под- держку гвардейских частей и он потребовал, чтобы в качестве старшего телефониста с ним отправился именно я. Мы взвалили на себя телефонные принадлежности и, проклиная всякие назна- чения и всех командиров, шли на квартиру Элерца. На санитарные двуколки погру- зили имущество и отправились в путь. Широкая дорога посреди соснового редкого леса разветвляется на частые об'езцы и десятки тропинок. По ним бредут усталые солдаты, сгорбившись под тяжесть» мешков, амуниции и двухсот патронов. Медленно и упорно поднимается кверху серая пыль, скрывая движущиеся впереди колонны солдат и дорогу. На небе ни облачка. По сторонам дороги горит вереск и сухой мох. Низкое пламя стелется ровной каймой у самой земли, расползается во все стороны и охватывает все новые пространства. Порою густые клубы дыма, смешанные с поднятою передними колоннами густой пылью, заслоняют солнце. И тогда .кажется, что на небе появилась туча. Земля желтеет, столбы пыли делаются темнее. Усталые взоры поднимаются к иебу. Выбрасывая клочья черной слюны и грязи, поминутно чихают й сморкаются солдаты. В горле и во рту сухо. Фыркают лошади и, тяжело дыша, с трудом тащат пулеметные и патронные двуколки. На двуколках лежит амуниция ослабевших солдат. Сухой мелкий песок, точно вода, поднимается за спицами колес и осыпаясь сравнивает и замыкает глубокие колеи за проехавшей двуколкой. Мы шли три дня. К вечеру пришли на место назначения и поступили в рас- поряжение гвардейской кавалерийской дивизии. Роты заняли позиции за местечком, яы ео станцией поместились в избе на окраине.