Сибирские огни, 1930, № 9

— Ну, прощай, —- сказал я, отпуская Гнедого, столько раз выносившего меня из беды. Гнедой долго не отходил от меня. Я спрятался от него в солому и он несколько раз прошел мимо, обнюхивая стог. Затем он поднял голову и пошел но 1 направлений! нашей заимки. Я вылез из своего убежища, весь осыпанный соломой, чтобы еще раз взглянуть на Гнедого, который, после минутной остановки, двинулся дальше, с жадностью хва- тая зеленую отаву. Я почувствовал себя совершенно одиноким. Мысь о том, что я обречен теперь на скитания, заставила меня вскочить на ноги. Бессмысленно посмот- рев на все стороны, я бросился бежать. Я бежал пустырями, спотыкаясь о кочки. Где-то далеко-далеко, на самом горизонте, вспыхнул вишневый глаз зарницы — и тогда еще чернее казалась ночь. Мне представилось, что каратели уже нагрянули на Шемонаевку. Я счгшал стоны крестьян, детский плач, треск пожаров. Кровь с тонким звоном билась в висках. Я несколько раз останавливался ч решал, — не возвратиться ли мне обратно? Я мог бы отдаться в руки карателей, — пусть они истерзают меня одного. Ничего не решив, я бежал снова. И вдруг, споткнув- шись, упал. Сладкое изнеможение поползло по ногам, сами собой раскинулись руки, закрылись отяжелевшие веки и я уснул. Спал я долго, смутно ощущая запахи полы<л и колючего осота. Проснулся от холода, встал и пошел почти успокоенный. Тем временем в Шемонаевку действительно нахлынула первая разведочная ко- манда полковника Войдолова. Крестьян немедленно согнали в ограду и начали пороть и арестовывать без разбора. Взвод кавалеристов и три брички пехоты бросились на нашу заимку, чтобы арестовать меня. Ворвались в избу моего старшего брата Абрама. Tyi же, случайно, сидел и отец. — Где твой стервец? — рявкнул офицер на отца. — Сбежал куда-то, — робко пробормотал отец. Офицер ударил его по лицу. Старик зашатался. Двое карателей подняли его на кулаки и седая борода беспомощно замоталась среди рева и брани. — Где ваша изба? Веди сейчас же! Отец засуетился, разыскивая шапку. Один из белогвардейцев схватил ведро с водой и опрокинул ему на голову. Со смехом и свистом повели в нашу избу. Открыли гелбец. — Вылезай, стервец! , — Ишь, гад, притаился! — Бросай туда бомбу! Из голбца не донеслось ни одного звука. Забрались туда, посмотрели—никого. Обозленные бросились к двоюродным моим братьям Василию и Ивану. — Одевайтесь, подлзцы! Мы вам покажем, как защищать большевиков! — Что вы, господин офицер, мы не большевики, мы неграмотные, — пробо- вал оправдаться Василий Василискович. Каталажка была переполнена арестованными крестьянами. Утром арестованных, окруженных плотным конвоем, повели на кладбище. Следом за ними двинулась плачу- щая толпа родственников. Арестованных, — их было семьдесят человек, — выстроили и приказали рыть руками могилу себе. Когда осужденные нагнулись, по ним дали залп. Все упали. Только Василий Василискович стал было подниматься на колени. К нему тотчас подбежали два солдата и изрубили его шашками- Толпа застонала. Девятнадцатилетняя Маланья Васильевна первая бросилась к трупам своих: отца, дяди и мужа Лазаря. — Тятя, да у тебя и рта-то нет! —- закричали она, поворачивая к себе изруб- ленное лицо отца. Жена и мать убитых Сыромятовых положила на колени мертвые головы мужа и сына и качала их, словно убаюкивала: — Сын мой дорогой, муженек милый, неужто вы меня не слышите? Неужто правда — вас нет?