Сибирские огни, 1930, № 9

— Какая нелепость. Они с ума сошли!—Белла Абрамовна возмущенно пожала плечами. Часам к десяти пришел студент-технолог Леонов, — высокий молодой чело- век, с бледным и строгим лицом в косматой шапке белокурых волос. — А-а, Леоныч! (Милости просим! — приветливо встретила вошедшего хозяй- ка. — Поздненько, поздненько. Хотите чаю? Присаживайтесь к нам. Мы скучаем. Не подавая руки, студент сухо поклонился. Бледная и вялая усмешка искри- вила его тонкие губы. —• Благодарю... Не моя специальность. Локтин не удержался: —• Что—не твоя специальность? Чай пить? Скучать?.. Какая серьезная моло- дежь нынче! Никакого внимания женскому полу. Иди-ка, аскет, к нам. У нас есть вернейшее средство от скуки. Леонов подошел. Поморщился. Локтин вызывающе спросил: — Презираешь? —• Алексея Николаича жалею, тебе — желаю. — Чего? Спиться скорее? — Не ребенок — сам понимаешь, — устало произнес Леонов, присаживаясь. Ему подали минеральной воды. — С катаром все возишься? — кидая карты, начал Локтин. — Глупо! Пей перцовку — скорее пройдет. — Он тяжело вздохнул и перешел на минорный тон. — Да, Леоныч, у всякого своя судьба. Я, вот—пью, играю в карты, опускаюсь все ниже и ниже, а почему, умница, — знаешь?.. Скажешь: безволие, вырожденье... Не правда! Будни заели, величайшие и нелепейшие российские будни! Нет сейчас в нашей действительности ничего яркого и героического... такого, знаешь ли, чтобы до краев наполняло человека, с корнями бы его вырывало и поднимало. Леонов снова усмехнулся уголками губ. — Умный человек, а ерунду порешь... Сейчас только и жить!—и он стал раз- гораться, на впалых его щеках заиграли яблоки нездорового румянца. — Мы живем накануне великих событий. Гром дальневосточных пушек раз- будил Россию, Россия пробуждается... По всей стране идет большая подземная работа. Власть начинает колебаться, начинает уступать. Нужно быть слепым и глухим, чтобы не заметить этого брожения, этого всеобщего ожидания. — Когда ты бросишь своя розовые очки? «'Власть начинает колебаться- уступать...» Не вижу, честное слово не вижу! Обещания Святополк-Мирского? Совещание председателей земских управ? Петиции? Депутации?.. Какая нивность счи- тать эти трюки за что-то серьезное! Особенно, земская говорильня: два-три словечка из программ революционно-социалистических партий для отвода глаз и десять своих. Ерунда! Если и урвут кусочек, то для себя только. — Я не придаю этим сговорам большого значения. Важен факт самого обра- щенья власти— Я считаю это совещание только началом... — Ничего не выйдет! С нашим неграмотным и нелепым крестьянством, с на- шим молодым и еще неорганизованным рабочим классом, с такой мягкотелой и сенти- меньтальной интеллигенцией... нет! не говори, Леоныч, глупостей. Веселовский, перебивая, накинулся на своего партнера. — Да ты будешь играть или нет? Клянусь честью, я брошу!.. Леоныч, брось ты его, ради бога! В свою веру все равно не перетащишь. —- Что значит — в свою веру? — повернулся к нему Локтин. — Мы с ним одной веры — революционно-социалистической. Я только хочу доказать... — Полегче, полегче на поворотах: здесь не только одноверцы сидят. А Леонычу все равно не докажешь — Леоныч сам всякому докажет... * * * Яворская и вдовушка сидели у рояля, Брагин рассказывал им что-то о Москве, Соколов сидел поодаль и рассматривал иллюстрированное приложение к «Сибирской Жизни». Увидев проходившего Леонова, медик встрепенулся