Сибирские огни, 1930, № 8

Ровный горизонт раздвинулся на десятки километров. В темной рыже-зеленой тайге блестит серебряный повод Енисея. Много озер. Внизу ровный канал Игарской протоки. С 400 метров он виден весь — природное инженерное сооружение, чудесный парадокс, еще неразгаданный. Я крепко сжимаю камеру и снимаю назад и вниз. Так мне удается сделать не- сколько сохранившихся снимков, украсивших очерки моих московских друзей. Через два дня самолет «Комсевериуть» прилетел в Красноярск. — Самое главное! — восторгался Б. Г. Чухновский. — Из Красноярска такой самолет никак не увезти. Никто не отберет... Полярный авиатор отвоевал самолет для Карского моря не без борьбы. В при- ключении участвовали разные люди: от красноармейца до командующего армией и от репортера до Максима Горького. Об этой страпной закулисной стороне Карской кам- пании можно было бы написать фантастический рассказ. Пока же остается пожать ру- ку авиатору. В порту торопились. Три морских парохода ушли, взяв полный груз леса. В Игарской протоке остались четыре норвежских парохода. «Выход судов из Игарки откладывается до 27, в крайнем случае до 28. Даль- нейшее промедление считаю рискованным. Евгенов». Это была не первая радиограмма. Люди все еще жили ледяным страхом времен Баренца. Над Игарским островом трепетали северные сияния. Их свет терялся в свете прожекторов, освещавших ночные работы. Палуба «Роздаля» наполнилась сибирскими бревнами, восхищавшими норвежцев. Хвойный запах начисто смахнул гнусный запах гуано. «Саннэ» взял слиппсра. «Ингрид» и «Сидфольд» грузили пиломатериалы. Бла- гоприятные метеорологические условия позволили подтянуть запоздавший экспорт. «Ингрид» не пошел в Архангельск. Однако, суда могли бы взять больше груза. Выход назначили 26-го; но в этот же день, рано утром, в протоку вошел пропавший лих- тер с красноярскими экспортными досками. Тогда комячейка строительства и «Карской» об'явила субботник. Лихтер был выгружен в одни сутки. Мы вышли из Игарской протоки в солнечный теплый день 27 сентября. Ни- когда еще морские суда не возвращались так поздно из Енпсея. «Ульмус» и «Вага», о которых рассказывал капитан Чертков, вышли из Усть-порта 28 сентября утром. Мы прошли Усть-порт 28-го вечером. В противоположность 1926 году, на берегах нигде не было снега. Только у Яковлевой косы были видны незначительные заберет! льда. 29-го, в дельте Енпсея, подул норд-ост: но это не был леденящий ветер Арктики. Температура воздуха была выше нуля. Днем падали редкие снежинки, ночью ветер потеплел и утих. — Ночь очень темная, — сказал вахтенный, испытывая потребность услышать человеческий голос. — Да. Через два месяца здесь совсем не будет солнца. — Не будет. — Взгляните на северное сияние. — Очень красиво. — Какова наша скорость? — Около 9 узлов. «Саннэ» дал сигнал. В последний раз мы бросили якорь близ бара Енисея. Бе- рега были неразличимы. «Теплый норд-ост! Чорт знает что!» — записал я в своем дневнике... Тридцатого сентября, на рассвете, корабли вышли в открытое море. (Окончание в следующем номере)