Сибирские огни, 1930, № 8

отсутствовала. Эсеры и иеныиевики, пользуясь этим, вели разлагательскую работу, и х подстрекали наиболее несознательных солдат к разгрому спирто-водочного завода. Мы о решили спустить спирт и вино по водопроводным трубам в Каму и отрядили для этой и работы тридцать наилучших, трезвых красногвардейцев. Однако, расчеты наши не on- | раздались: трубы лопнули, спирт просочился на поверхность земли и по улицам потек- ш - ли ручьи, словно после сильного дождя. Набежали женщины с ведрами и ковшами. Они § перехватывали течение щеночками и черпали спирт. Солдаты припадали к ручейкам, g ложась на землю. Вскоре большая группа подвыпивших солдат бросилась к заводу. Под § оглушительные крики—ломан, громи!—загремели замки и затрещали двери. Внутри . помещения било темно и на цементном полу на ноларшина стояла спиртная лужа. Сол- ю даты давили друг друга и падающие захлебывались спиртом. Кто-то крикнул: — Огня! Дайте огня! Чиркнули спичку. Помещение, переполненное спиртными газами, вспыхнуло. На улицу стали выбеган, солдаты, пылающие, как факелы. Они падали на землю и закрывали лицо руками, дожидаясь, пока обгорит на них спирт. Внутри завода сто- ял страшный рев: от испуга и от перепоя люди не находили дверей и горели заживо. Мы спасали выскакивавших солдат и отгоняли постороннюю публику, больше ни- чего нельзя было сделать. В огненном окне второго этажа я увидел знакомого мне солдата восьмой роты. Он метался от окна к двери и что-то кричал. —• Потерпи минутку!—крикиул я ему и бросился в окно нижнего этажа, куда пламя еще не дошло. Вихрем промчавшись по лестнице на второй этаж, я открыл за- падню, схватил товарища за шинель и мы оба кубарем скатились вниз. Я с трудом вы- водок его через окно,—руки его бессильно обвисли. — Спасен! спасен!—радостно говорили кругом нас. Вдруг над толпой прозвенел отчаянный крик: — Убегайте! Пламя дошло до большого чана1 Мы отбежали шагов двести, когда раздался оглушительный взрыв и над заво- дом поднялось огненное облако. На другой день все лазареты были переполнены обгоревшими солдатами, В разватинах завода мы долго подбирали черные прожаренные трупы. У. Работа в Совете для меня, малограмотного, была очень трудна. Я похудел, глаза ввалились, скулы торчали как рога. Совет предложил мне поехать в двухмесячный от- пуск в Сибирь. И вот, в конце марта 1918 года я тронулся в родное село Шемонаевку, вместе с женой своей Анной Зиновьевной Топтыгиной, бывшей прачкой епархиального училища, в подвале у которой я не раз спасался от арестов. Медленно двигались мы по разрушенной железной дороге, перетерпели большое крушение и на пятнадцатые сутки высадились на станции Аул. Ночь была холодная и темная. Небо казалось затянутым грязным покрывалом, на котором неподвижно тлело несколько звезд. По недалекому мосту простучали колеса. Я бросился на стук: — Кильманда! Ямщик? — Да, моя возит,—ответил киргиз,—Шемонаиха? Пятнадцать рубля! Я не стал рядиться, мы погрузились в тарантас и пустились в восьмидесяти- верстный путь. На заре проехали село Золотуху, повернули влево, через пашни, луга и сопки,—на нашу заимку. Вот, наконец, и избенка с разваленной крышей. Здесь, четыре года тому назад я жил с моим отцом и братом Иваном. — Стоп!—крикнул я ямщику,—голос мой, сорвался от волнения,—и быстро вбежал в избу. — А-а, сынок приехал!—услышал я дрожащий голос отца. Я бросился к нему и мы схватились в об'ятия. — Ну, как. не ждал встречи?—повторял я, целуя его смоченное слезами лицо. З О