Сибирские огни, 1930, № 8

г 25 октября 1912 года моего брата Ивана призвали на военную службу. У нас •< в доме, по этому поводу, была большая выпивка. Под хмельком обсуждали, на какие- о деньги снарядить Ивана: в ноябрьские морозы в одной сермяге не проедешь 500 верст ' до Новониколаевска. На хлеб рассчитывать не приходилось: осень была дождливой, хлеб обмолотили сырым и за него давали только но 25 копеек за Пуд и то на винном заводе. а Выход был один: продать лошадь и корову. Остальные средства, спьяна, обещали дат. ° родственники. m В ноябре мы проводили Ивана на службу, в артиллерийский полк на Амур. Жена его с двухлетней дочкой поселилась у свояка. Заколоченная досками избенка осталась пустовать. Я жил в батраках у двоюродного брата Николая Захаровича. В октябре месяце 1914 года и меня мобилизовали на военную службу, назначили в 36-й Сибирский стрелковый полк в город Владивосток, на Русский остров, куда я и прибыл на двад- цатые сутки. Наш полк был расположен в юго-западной части острова, около высокой Русской сопки, внутри которой были поставлены .дальнобойные орудия. Началась раз- меренная солдатская жизнь. На острове, кроме солдат, можно было увидеть только ки- тайцев-рабочнх, возивших на себе тележки с углем. Около казарм бегали офицерские собачки с галстучками. Зима стояла суровая, морозы достигали 40° и выше. Во время утренней прогул- ки,—несмотря на то, что одеты мы были в одни мундиры и бескозырки, едва нале- зающие на затылок,—от наших ног шел пар. Из ноздрей беспрерывно текла слеза. Сле- зу мы должны были бесшумно глотать,—так, чтобы не услышал даже ефрейтор. Фельд- фебели нередко пускали в ход кулаки. Треснет по щеке и спрашивает: — Подправить? А то харя твоя набок будет. — Так точно, господин фельдфебель!—отвечает бедняга. Фельдфебель развер- тывается и бьет его но другой щеке. Я быстро воспринимал военный строй и меня назначили в учебную команду, где я пробыл семь месяцев и был зачислен в кадровый состав по обучению новобранцев, а затем ратников,- Я тогда в политике ничего не понимал. В сентябре 1916 года,—когда наш полк стоял в г. Елабугс, Вятской губернии,— я случайно познакомился с одним стариком-сапожником. Его два сына, как я узнал по- сле, были отправлены в Сибирь за политику. В первые дни знакомства мы недоверчи- во приглядывались друг к другу. У меня накопилась большая злоба против офицеров и однажды, не утерпев, я рассказал старику, как генерал Сандетский надавал мне по- щечин за то, что я не пошевелил губами в то*г момент, когда вся рота кричала «здра- вия желаем...». — Да-а,—протянул старик, пристально в меня всматриваясь:—нужно сделать так, чтобы эти прохвосты не издевались над вами. — Как сделать? — возразил я.—Кому пожалуешься? Старик поморщился. — Не жаловаться надо, а бороться. Я быстро взглянул на него. По моим глазам он понял, что я опасаюсь излишней откровенности. — Не бойся, я научу тебя бороться с ними,—сказал он. t То, что рассказал он мне потом, очень меня взволновало. Я готов был сейчас же, вместе с ним, пойти в казармы и повторить эту речь солдатам. Но старик, нахмурившись, удержал меня. — Это делается не сразу. Осторожно подготавливай солдат к сражениям, ко- торые разразятся через год-два, ибо чаша человеческого терпения переполнена. Понял, что я говорю? — Так точно, понял. — Не так точно, а говори своим мужицким языком. После этого разговора, я стал посещать сапожника раза два в неделю, для чего 3 2 потихоньку убегал из казармы.