Сибирские огни, 1930, № 8

Но вот встретилась мне девушка Домна, дочь богатея Платона Нефедовича. Домна стала ко мне приглядываться и однажды послала мне воздушный поцелуй. Я принял его за насмешку п взволнованно крикнул ей: — Домна Платоновна.... так смеяться нехорошо! — Да, что с тобой?—остановилась она. Я подбежал к ней. Мы спустились в ложек, где, в петых тальниках, бурлил ручей. Сели рядом. Я хотел высказать ей свою обиду, но ее ласковый взгляд сковал мне язык. Мы долго молчали. Наконец, она спросила, почему я редко хожу к ним на заимку. Я не нашел слой для ответа. Как-то неожиданно мы поцеловались. Высокий тростник шумел над нашими головами. Часы пролетели незаметно. Мы уговорились встретиться в логе в следующее воскресенье и разошлись взволнованные, спотыкаясь о камни. Тростник скрывал нас два года. Но вот, в один вечер она приходит ко мне на заимку и вдруг говорит, что ей остается только броситься с утеса. Рубашка моя на- мокла от ее слез. Она сказала, наконец, что отец отдает ее замуж за такого же богател, как и он сам. Она показала на полосу хлеба, засеянного мне за батрачество. — Сколько можно намолотитт. из нес? — Пудов полтораста. — А триста не будет?—упавшим голосом спросила она. — Нет, такого урожая еще не было. — Вот, видишь: если весь хлеб продать, около восьмидесяти рублей наберешь,— рассчитывала она вслух,—за шестьдесят рублей тебя поп обвенчает и семнадцати с по- ловиной лет. А я убегу от отца крадучи. Я вздохнул. Расчеты Домны были неверны. Двадцать рублей я был должен при- ставу: в позапрошлом году отец взял у него три рубля под стог сена, ничего нам не сказал и пропил их. В прошлом году пристав долг не спрашивал, так как был хороший урожай на сено. Теперь он требует с нас двадцать рублей за стог,—покосы в этом году были плохие. Затем, я должен был заплатить 25 руб. штрафу, так как у нас описали имуще- ство. А мой хлеб брат давно запродал, по 40 копеек за пуд, Зоркальцеву. — Значит, все кончено? — крикнула Домна и бросилась на утес. Я едва успел схватит, ее за юбку, положил ее голову к себе на колени и долго уговаривал, целуя ее мокрое от слез лицо. На следующий день к ее отцу приехали сваты на рукобитье. Я выпил полбу- тылки вина и пришел к ним в дом. Платон Нсфедыч запросил со сватов за свою дочь Домну 100 рублей деньгами и вина ведро. Я встал и проговорил: — Как вам не стыдно продавать свою дочь, как скотину! Моя двоюродная сестра Екатерина Васильевна взяла меня за руку и вывела на улицу. Домна закричала, бросилась за мной, но ее удержали. Я услышал сердитый го- лос Платона Нефедыча: — Замолчь, вздумала гнаться за оборванцем! Я твой отец или нет? За кого хочу, за того и отдам. Что я тебе, худа желаю? Тут люди-то какие,—вся нестеровская порода, первые богачи в деревне... Пьяная толпа у дома Платона Нефедыча хотела избить меня, но мимо проезжал мой товарищ Василий, он забросил меня на телегу и мы ускакали. С тех пор я любил распевать сложенную мной песенку: Погиб я мальчишка. Погиб навсегда, Погиб я за братьев, Погиб за отца. Год за годами Проходят лета Они же, бедняжку, Не женят меня. , Женился товарищ, Женился другой. Ушла моя невеста, А—я холостой.