Сибирские огни, 1930, № 8

Глухую стену вашего окружения—всех этих золовок, кумушек, тетушек, своя- ков, собирающихся у вас долгими зимними вечерами «на чашку чаю»—на именины, в дни рождений, и прочее и прочее— стоит ли характеризовать одним, столь набившим оскомину термин: о б ы в а т е л и. Нет, не стоит. Они для вас—просто добрые старые знакомые. Обывательская их сущность для вас, Анна Андреевна, темна. Но поглядите, по крайней мере, на одного из существенных звеньев вашего ок- ружения. Он—закадычный, сызмальства, друг вашего супруга. Он носит себе все ре- галии, присвоенные большому чину милицейского шшарата, и часто бывает у вас... Да простит мне Иосиф Виссарионович Сталин,—я опять потревожу его. Указанный милицейский муж, остановившись однажды перед известным уже вам, Анна Андреевна, портретом, долго рассматривал его близоруко-прищуренными глазами. — Кто это будет? Я пояснил, что это мой двоюродный дядя и что появление его портрета в газете вполне закономерно, так как он зашшает видный пост в Совете Народных Комиссаров. Милицейский чин, оживившись, стал с превеликим любопытством расспрашивать меня о том, как живет мой дядя в Москве, как проводит свой досуг, недолгий досуг, остающийся ему после важных государственных дел,—рассчитывая, вероятно, услы- шать от меня повествование о жизни большого человека в стиле тайн мадридского двора. В этот вечер фантазия моя была неистощима. Этот чин далеко оставил вас позади. Анпа Андреевна. И то сказать: он не име- ет университетского образования... ... «Ископаемым» называет вас вышеупомянутая бесперспективная коммунист- ка. Ископаемые имеют большую цену, поэтому не будем обижаться на глупую выдум- ку недалекой бабы. I I что дало, собственно, повод для такого редкостного прозвища? Сущие irycrM- кп: эта стриженая баба, пережив революцию, не. знала до вас, какое у нас сегодня чи- сло по старому стилю. В вашем доме, в живом общении с вами, Анна Андреевна, поне- ' воле вспомянешь дореволюционный календарь. У вас было—раз за разом—два новых года, пасхи и рождества по старому стилю... На рождество вы устраивали елку для сво- их малышей совместно с соседями и ни за что не хотели отступить от дедами проло- женной традиции: — Елка должна быть зажжена в сочельник ни раньше, ни позднее. У нас так из года в год. Зачем же менять? II верно, зачем менять? Но вы то подумайте, Анна Андреевна: что скажут вам и о вас детишки ваши лет через нять-восемь, когда подрастут? Воспитываемые в строгой традиции христовых праздников,—с их гостями, заг кусками и выпивками,—в любви к сластям, в любви к собственному углу, собственный родным и побрякушкам, в жадности, унаследованной от старших,—что скажут они, когда начнут различать жизнь за порогом вашего дома? Или вы намерены искусственно оторвать их от тлетворного дыхания чуждой вам жизни, ослеппть, сделать невинными, как вас воспитал в свое время папенька? Не удастся, Анна Андреевна. Заранее предупреждаю: не удастся. По той хотя бы простой причине, что в наше время классовая борьба перенесена и в школу, и на улицу, где соберутся двое-трое ре- бят с бабками, повязанные красными галстуками. Что скажут они, эти малыши, о ваших «устоях», о вашем сундуке, об отравляв- шей их ежеминутно атмосфере мелкотравчатых поползновений,— лишь бы жрать, лишь