Сибирские огни, 1930, № 8

«Крошка» у вас, однако, бша—собственно, не одна, а три. II каждая равнялась целой сахарной голове,—там, на самом дне сундука. Фаня, бесхилюстное дитя, сокрушенно поведала мне об этом на другой день. Милое, наивное существо!.. Впрочем, мы находились в одинаковом положении: мы не понимали, мы оба от- казывались понимать. Если уж зашел разговор о сахаре, -припомните, Анна Андреевна, еще один са- харный эпизод. Ваша мать, проводив папеньку в исправдом—по делу недообложения группы ча- стных торговцев—вместе с вами плакала и сокрушалась об его судьбе... Если при- помните, вы тогда учинили изрядный рыд на кухне, бросая в меня комм разящих слов, разом вышибающих всякий марксизм: ) ' •— Ограбили!.. Грабьте... негодяи!.. Старика шестидесятилетнего.. взяли сре- [и ночи? За что? Что он им сделал... Весь век свой работа.!, пришел вго|м>дни с чем. |{се сам нажил. Грабьте!.. Отбирайте все—надо ж вам на что-нибудь, царствовать! Слов нет, вы были тогда в запальчивости и не очень ответственны за свои слова. Но разрешите их, эти неответственные слова, все же комментировать. Кто возразит: пролетарская власть жмет Тит Титычей. Согласен. В одном толь- 1» вы ошиблись: пролетариат царствует, сиречь сроит социализм, опираясь на более мощные ресурсы — плановое хозяйство, трудовой под'ем, многомиллионные займы тру- дящихся своему госуда|>ству. Если собрать всех «раскулаченных» за год нэпманов,— право, не потянут они и четверти одного из займов индустриализации. Плохонькую гидростанцию на эти деньги не построишь, а мы Днепрострой, Тракто1>острой, Сельмаш, каких свет еще не видывал, заворачиваем, Турксибы в пустынях прокладываем. Категорически отвожу ваш аргумент: не собирается советская власть и нд у с т р и а- лизировать страну за счет обижаемых ею нэпманов. Ей-право, не собирается. Не вый- дет это дело. BTOIHHI ваш аргумент—о том, что папенька все сам нажил и «ничего им не сде- лал»—оставляю на вашей совести... 1гростите, на вашем политической безграмотности. Выше мы уже толкова.™ о прибавочной стоимости Карла Маркса, об авторитетном сви- детельстве Максима Горького... Однако, где же он, сахарный эпизод?.. Так всегда- -начнешь одно—и утеряешь его в дебрях привходящих рассуждений. Сахарный эпизод... Он похож на предыдущий. Маменька, собравшись однажды в исправдом с передачей к папеньке, тому само- му, который дал вам столь блестящее университетское образование, подарил домик и по мере сил и возможностей поддерживал вас мучкой, маслицем, деньгами но день свое- го ареста,—маменька, говорю я, зашла но пути в вам. Узелок ее был полон. Одного нехватало сахару (нэпманам, даже вам ведомо, продкарточек не дают). У вас, Анна Андреевна, сахара не нашлось,—три «крошки», три головы лежали глубоко на дне сундука. Простодушная деревня, эта Фаня: она в этот день хотела вешаться в сарае, как она уверяла, со стыда и все твердила: — О, восподи... да что же это такое... О, восноди!.. Со стыда! Где он у вас, почтенная дочь почтенного лавочника? Разбитый недуга- ми и «неприятностями» старик,—он не знает, как плюнула ему в лицо его родная дочь. Но если б и узнал, это предательство не добило бы его, напротив, в этом факте он преж- де всего различил бы черты родной ему, по классу, психологии стяжательства. Он бы понял—и простил. — Яблоко от яблони...- может быть, прошептали бы его губы в гулком кори- доре домзака. Он, бесспорно, нрав... Но все же, где предел низости человеческой, где тот пре- дел, до которого в своем ж.иткобеспомощпом и смешном крохоборчеотве может дойти че-