Сибирские огни, 1930, № 8

В. К. Арсенвье (1872-1930 х ) Не верится почему-то в смерть В. К. Арсеньева. Ведь он выглядел таким жиз- нерадостным, здоровым. Впрочем, помнится... ... Как-то, после лекции в клубе, я пригласил Владимира Клавдиевича к себе на стакан чая. Он мгого говорил, много смеялся, но... кроме постных сухариков ниче- го не ел. На вопрос: —почему—он рассмеялся и сказал: — Это лесной чертушка виноват. Все прошлое лето я провел в тайге; в суро- вых злых, но любимых мною горах Сихотэ-Алиня. Однажды, подойдя к базе, мы об- наружили, что заготовленные сухари покрылись плесенью и зачервивели. Я это об'яснил плохой укупоркой, а бывшие со мною удэхейцы шутками злого Окзо (чор- та)... Сухари мы оставили на с'едение зверям, а сами отправились дальше. На другой базе, на третьей та же самая история. И пришлось нам, в силу не- обходимости, питаться червивыми сухарями. Наши желудки не вынесли такого ис- пытания и заболели. Удэхейцы сердились, проклинали злого чорта и пробовали с ним бороться. Они на остановках вырезали из обломков дерева какие-то уродливые фи- гуры, колотили их палками, оплевывали и уносили в лес. Я спросил, зачем они это делают. Они, с опаской поглядывая в таежные сумерки, рассказали: ...У нас брюхо болит, у тебя брюхо болит, а почему... Чорт так делает. Мы бьем его—пусть брюхо не портит. Когда они улеглись спать, я встал, нашел в кустах оплеванного чорта и по- ложил в сумку: ведь это же этнографическая ценность... На следующей остановке я заполучил второго чорта, затем третьего. Вскоре удэхейцы меня уличили в этом «нехорошем деле» и потребовали показать сумку. Когда они увидели, что все опле- ванные ими черти находятся у меня, гневу их не было предела. Они, размахивая ру- ками, кричали мне: Ты ничего не понимаешь. Мы брюхо лечим, а ты портишь... Так помереть можно... Когда они немного угомонились, я извинился. Сослался на свое невежество по этим делам и попросил их вырезать «самого большого, самого опасного чорта». Я сказал им, что тоже его бить буду, но только сначала зарисую к себе в тетрадку. Они согласились. Чорт был вырезан, избит, заплеван и торжественно выброшен на посмешище всему таежному миру... А через два дня, на очередной базе мы нашли вполне сохранившиеся сухари. Это случайное совпадение окончательно убедило удэ- хейцев в моем невежестве и их правоте относительно проделок чорта... Владимир Клавдиевич замолк. Задумчиво посмотрел на голубеющее небо за окном, на лысые, фиолетовые сопки и тихо заключил: i — Животы у нас болеть перестали, но... мой живот с тех пор испортился. Вот уже скоро год, как я по предписанию врачей не ем ничего, кроме сухариков, моло- ка и бульона... Трудно представить себе В. К. Арсеньева вне его (как он говорил) «бродяж- ничества». Лично для меня Владимир Клавдиевич представляется таким же «лесным че- ловеком», как его проводники удэхейцы—Дэрсу-узала и Сун-цай, описанные в его книгах. С именем Арсеньева у меня ассоциируются: непроходимая уссурийская тай- га, покрытые кедровым сланцем горные хребты Сихотэ-Алиня, громоподобное ры- кание таежного князя—Амбы (тигра), корень жень-шень и первобытные лесные лю- ди удэхейцы". Происходит это, очевидно, по тому, что я Владимира Клавдиевича знаю больше по его книгам. Мною неоднократно прочитаны его книги: «Дэрсу-Уза-