Сибирские огни, 1930, № 8

змейку. И откуда только достал? Ребята говорят:—из города привез, выменял на шку- рку белки. Тиктамунки сперва обрадовалась медной змейке, а потом опечалилась: ну. куда ее одеть, что с пей делать? Лукарэй научил се: — Одень ее на голую руку. Так русские девушки делают. И стала Тиктамунки ходить с медным русским браслетом на голой руке. Старики смеялись над ней. Девушки завидовали. У Лукарэя был друг—однолеток Уаймичи. Хороший парень! Умный, толковый, грамотный. Его даже старики слушают. Раньше Уаймичи одного никто и не видел—всегда вместе с Лукараем. А теперь не то, всегда врозь. Видно, лопнула бичева дружбы урж ними. А почему? Ребята втихо- молку болтают, что Уаймичи поссорился с Лукараем из-за водки и карт: Лукарэй лю- бит выпить, поиграть в шестьдесят шесть и в очко, а Уаймичи водку не пьет, да и карты не любит. Больше книжки читает. Недаром русские ребята на рыбалках читать его научили. Уаймичи и Лукарэя научил читать. И многих других ребят. А Лукарэй любимую книжку променяет на иолбутылку. Или на «Подгорную». Недаром у него есть своя гар- мошка—в городе купил, после летних заработков. На рыбалках играть научился... Может все это и правда. Может и верно, что Уаймичи поссорился с Лукарэем из-за водки. А может из-за чего другого? Может из-за Тиктамуники? И Лукарэю и Уай- мичи полюбились черные глаза Тиктамунки. А зачем ей Уаймичи? Такой скучный, как старик. Даже, «Подгорную» плясать не умеет, даже водки полчашки никогда не выпьет. Все только с книжками... Лукарэй—веселый. Привозит Тиктамунки подарки. А Уаймичи только книжки и любит. Ну и пусть с книжками возится! Как-то летом, нод вечер, когда Амур разостлался большим куском синей материи, приехала из города лодка, а в ней—трое русских. Высадились на берег. Созвали сход. Выступил тогда вперед один русский—высо- кий, корявый, и начал говорить. Долго говорил. Говорил о советской власти, о партии, о кооперации, о пробуждении туземцев и еще о чем-то. Не все гиляки поняли его длин- ную речь—старики только наполовину разобрались. — Вате стойбище,—сказал под конец русский,—должно послать одного чело- пека на краевой с'езд туземцев. Выберите хорошего, способного, умного гиляка. Там он расскажет о ваших нуждах, что вам падо. А вы, значит, сделайте ему наказ—о чем он должен там говорить. Через три дня выбранный гиляк.—делегат, значит,—должен быть в Николаевске. Оттуда он с другими туземцами поедет в Хабаровск. Потом ваш послан- ный, если хочет, будет учиться на туземном отделении техникума. — На рабфаке?—не. выдержал Уаймттчи. — Вот. вот, на рабфаке,—обрадовался докладчик. Сказал, попрощался, сел в лодку п уехал. И вскоре лодка скрылась *из глаз: ночь проглотила ее. Не видно больше лодки. Нету лодки. Кругом—ночь. Тихая, неслышно шуршащая, как осенние листья под нога- ми охотника, и мягкая, как шкура соболя... В эту ночь ребята долго не ложились слать: ходили кучками по берегу и обсуж- дали речь корявого русского. Лукарэй сказал: — Я не хочу ехать учиться! Не люблю читать книжки. Водку пить веселее. Вот лучше бы он привез банку спирта! — Пли карты новые. — Или балалайку,—поддержали Лукарэя приятели. Уаймичи уселся на берегу' и обхватил голову руками. Крепко задумался Уаймичи над словами русского. — Учиться, это хорошо. Я давно хочу учиться. На рабфаке... Потом приеду с рабфака и расскажу гилякам обо всем, что видел, что узнал. А на с'езде я бы рассказал.