Сибирские огни, 1930, № 7

2 Однако Инерек, старый татарин, уверял, что люди проникли в тайгу слишком £ далеко. Дущи усопших должны иметь необыкновенный простор в крайней тайге, а ® они все больше и больше теснятся живыми. Для них уж нет непроходимых лесов, I где они могли бы спокойно страдай, или наслаждаться, смотря по заслугам. И вот, ю души предков злят зверя, угоняют пушных куда-то прочь и посылают к кумындин- ° цам ненужных людей — русских. Ж не поэтому ли молодежь стада хилее и трусливее \ А все-таки Натрус и Инерек были ненравы. Не случись истории с зорькой, -— < не узнали бы об этом никогда. Когда сломалась она, удивительная и нужная зорька, „ пришел Каныр к Вахрамею, русскому мужику, и тихо, стараясь не волноваться, s спросил: — Дядя Вахрамей, пошто зорька ломается'/ Живет, живет зорька — и сло- мается... — А зорек, Каныр, у меня нету, — ответил хитрый заимчанин. Но как ;он узнал, что у Канырова ружья сломалась зорька и что Каныр хочет просить у него зорьку? Вахрамей помолчал. Потом вздохнул. — Однако у Вахрамея большое горе есть, молчит он, вздыхает. Умный, а горе, видно, тоже есть,—думает Каныр. — Ты, Канырушко, спрашиваешь про зорьку, а сколько она тебе служила/ Годиков двадцать? То-то! Я вот новые покупал, а они и но году не служат. Нынеш- няя власть старые-то зорьки растранжирила, а новые — плохи. — Почему плохи? — У власти плохой нард, — бродяжки. Помнишь, с бодожком да с котелком хаживали здесь? Вот они теперь у власти... У них спрашивай. Не стал Каныр просить у Вахрамея зорьку, ушел.,И все думал, думал, думал: не- ужели правда, что власть—бродяжки? А ведь и верно. Лексешка-бродяга, который ча- сто заходил к ним, в аил, уж сколько лет не появляется. Почему он не ходит теперь по таежным деревням и аилам? Куда он ушел? Милый Лексешка! Вместе с Каныром проводили они ночи на берегу озера. Каныр крючил жирных тайменей, а Лексешка делал деревянные коробочки и обклеивал их раскрашенной со- ломкой. Неужели он теперь взаправду — власть? И не поверил Каныр этому ни за что, если бы не случай. Издалека приехал в аил какой-то городской человек. Собрал сход. Речь говорил. Говорил, что теперь та- тары должны жить лучше, не как при старой власти, потому что новая власть — татарская же; у власти те самые, которых царь ссылал в Сибирь, бродяжить... — Значит, правда, что Лексешка — власть, —• решил Каныр. Собрание кончилось. Подошел Каныр к городскому. Вертелся, вертелся около него. То пройдет мимо, важно выпятив грудь, то станет вблизи. Прямо и гордо ста- нет, отставив ногу, чтобы не подумал городской, что Каныр — плохой охотник и плохой, небыстроногий ходок по тайге. Наконец не вытерпел, сказал: — Ты постой-ка, друг, — и стукнул об ноготь трубку, выбивая пепел. — Да, а что? — Мне надо с тобой поговорить. — Так. '— Я тебя хочу спросить... Можно это? — Спросить? Спросить можно. — Ладно. Я тебя сейчас спрошу... — Тут он не спеша стал набивать трубку. Каныр был хитрый. Как спросить — надо поразмыслить, надо время. Городской мо- жет подумать: «почему, мол, он не говорит? Не умеет?» Надо, значит, набивать трубку, чтобы городской подумал, что занят Каныр. -—• Ты Лексешку знаешь? — чакнул Каныр огнивом. — Какого Лексешку? —• Как какого? А бродяжку-то, которого царь прогнал в Сибирь бродяжить * который теперь власть? Эх, а как он коробочки обклеивал! _ — Нет, такого не знаю. Знаю я .одного — Алексея Ивановича Рыкова, пред- 4 седателя Совнаркома, но он здесь не был.