Сибирские огни, 1930, № 7

£ тать и писать. Трудовое тяжелое детство сменилось такой же юностью. Виктор Берг < работал грузчиком в Красноярске, затем несколько лет ямпушом в товарных обозах, х ходивших от Тюмени до Иркутска. А когда обозничать надоело — занялся хлебо- s пашеством, и тут впервые почувствовал и власть земли и власть человека над зем- £ лею. Вокруг стояли девственные леса, необозримые и богатые поля и так убого, так ш бедно жил среди них человек, жалкий раб земли, игрушкой слепых стихий... Дедов- т екая соха и прадедовское «авось» служили для неграмотных землеробов единственной ° опорой... Нет, так больше нельзя, — надо строить хозяйство по-новому, надо учиться. < Виктор Берг самоучкой проходит курс средней школы, сдает экстерном экза- о мен за реальное училище, мечтает о высшем образовании. Рядом с учебой идет бур- < ная политическая жизнь: 1905-й год, кратковременное торжество и беспощадный разгром знаменитой 'Красноярской республики, высылка в Туруханский край, возвра- х щение, новая ссылка.. * ' Наконец, удалось попасть в Петербург, поступить на высшие сельско-хозяй- £ ственные курсы и окончить их. После этого — многолетняя агрономическая и про- ™ фессорская работа в степях Казахстана, в Западной Сибири, на 'Северном Кавказе и снова в Сибири. И вот сейчас этот почтенный профессор — бывший грузчик, хлебороб, рево- люционер — рассказывает мне в своем кабинете о селекционной работе над сибир- скими полевыми культурами. Суровое лицо его угловато, над складками лба упрямо топорщится преждевре- менная седина, близорукие глаза под роговыми очками болезненно напряжены, но в каждом слове и жесте — уверенность и четкость. Бывший раб земли стал ее хозяином. Заведуя ныне селекционным делом, он диктует земле свою волю, он властно требует, чтобы она добросовестно работала на первое в мире пролетарское государство, давала не просто хлебные злаки, а самые лучпгие сортовые хлеба вот таких-то, имя рек, образцов. — Революция резко двинула земледелие вперед, — говорит тов. Берг. — По- севы сортовых хлебов в РСФСР растут с невиданной быстротой: в 1Й25 г. их было всего лишь 60.000 га, в 1926 уже 368.000 га, в 1927 — около миллиона, а в 1928 свыше двух с половиной миллионов га. Повышая хозяйственные качества посе- вов хотя бы на один процент, мы этим самым повышаем урожай на сотни тысяч тонн. К сожалению, делу селекции, т.-е. отбору и размножению новых лучших сортов хлеба и других культур, раньше уделялось мало внимания. До революции опытное дело в Сибири, можно сказать, не существовало. Иностранцы подчас лучше нас знали наши ра.стения. Например, Небрасская опытная станция в Америке с громадным успе- хом распространяла сорт харьковской пшеницы, а Екатеринославская губерния, вместо того, чтобы доставать эту пшеницу у соседей, вынуждена была (за неизученностью русских хлебов) выписывать ее из Америки. Такой факт для дореволюционной России показателен и характерен. И лишь за последние годы опытное дело начинает расти и крепнуть. Однако, и сейчас мы не можем похвастать вниманием ни исполкомов, в частности земельных отделов, ни колхозов и сельскохозяйственных трестов, которые, казалось бы, должны быть кровно заинтересованы опытными учреждениями; они, очевидно, забывают, что ставка на селекцию есть ставка на максимальную рента- бельность, на высшую хозяйственную целесообразность. Я задаю вопрос: — Не проделываем ли мы в своих опытных учреждениях ту работу, которая уже проделана в Западной Европе и Америке, и не лучше ли нам пользоваться их готовыми материалами? — Нет. Разнообразие почвенных и климатических условий Союза слишком велико и не позволяет пользоваться заграничными шаблонами. Нельзя не учитывать также и резкой разницы социального строя, естественно, отражающейся как на ме тодах, так и на технике сельско-хозяйственного производства. К тому же нам ведь надлежит не только догнать заграницу, но и перегнать ее. И когда вы познакоми- _ тесь с деятельностью опытной станции в целом — вы убедитесь, что мы не только 4 догоняем, но кое в чем' уже. перегнали.