Сибирские огни, 1930, № 7

Ее широкое угреватое лицо, на миг показавшись над собранием, снова исчезает. Иван Акимов сжал в руках фуражку, вопросительно взглянул на Барсукова. — Я очень доволен такой постановкой, — говорит Барсуков. — Здесь есть люди, которые ездили в Ново-троицкое. По-моему им высказаться бы надо. Собрание не возражало. Вышел Холодков. — Ну так вот, товарищи, драка, значит, промежду баб была, действительно. Из-за горшка дрались. Только теперь горшки у них ликвидированы. Щи варит спе- циалист из города, повар, значит, в котлах огромадных. Так что живут они, хоть сами с'ездите, вольготно. Работают по часам, машинами и живые картинки вечером смотрят. Так что мы против их не живем, а небеса, значит, коптим. Холодков под шумные аплодисменты слез с лавки. — Так вот, товарищи, —• закричал председатель, — кто за то, чтобы нам всем селом... Георгий Посулов ткнул в бок Федота Ивановича Гуськова. — Что же вы... закабалят. Гуськов первый раз в жизни потерял равновесие. Он вздрогнул, словно преду- преждение соседа было для него неожиданностью, словно сам он не чувствовал, что дело пахнет провалом. Но не такой человек Гуськов, чтобы теряться, когда необходим натиск. Он быстро обернулся назад. Виталий Леонидович, встретившись с его властным взгля- дом, с'ежился и прижался к печке. — Боязно... ситуация... — пролепетал он, чуть наклоняясь к Гуськову. Гуськов, не обращая внимания на лепет Виталия Леонидовича и ничуть не меняя позы, с силой прижал своим тяжелым сапогом ногу тщедушного, одетого в рваный желтый полушубок, мужика — Ивана Федосеева. — Позвольте! — пронзительно взвизгнул Федосеев, вскакивая со своего ме- ства. — Позвольте, тут слово просят! Несколько десятков голов повернулось назад. — Тише, — закричал председатель, хватаясь за колокольчик, — кто слово просит? — Разрешите! — прокричал Виталий Леонидович. Оратор был уже на полпути к столу, когда над собранием снова выросла стри- женая женская голова. — Братцы, да где это видано, чтобы лишенцам слово давать в такие моменты. —• Позвольте! — громче прежнего взвизгнул мужичок в рваном полушубке. — Никакого зажима быть не должно! Над собранием разражалась гроза. Из общего гвалта вырвался еще чей-то го- лос в защиту Виталия Леонидовича. Из рук председателя вырвался колокольчик. —• К порядку, судье слово не дается, Клюева верно заметила. Федосеев если хочет — пусть говорит. — И скажу! Не позволю... Около стола буйность покинула Федосеева. Он говорил неевязно, робко. — Сами знаете, я бедняк, а прямо скажу — хомут, собачья свадьба и так и далее... Голь мы, так голью и помрем, ежели без самостоятельных. — За бутылку продался! — крикнул кто-то. — Долой! Федосеев испуганно посмотрел поверх голов и, махнув рукой, попятился от стола. По собранию прокатился смех. — Канительщик!.. — Товарищи, — закричал председатель, — прении исчерпаны, кто за то, чтобы... Собрание ощетинилось непроходимым лесом. И только в левом углу, вокруг робко озирающегося Виталия Леонидовича, образовалась полянка. И вспомнилась тут Виталию Леонидовичу другая полянка, густо засоренная щепками и сухим валеж- ником. Виталий Леонидович, боясь встретиться со взглядами соседей, снова прижался к печке. Забравшийся на председательский стол Петрушка вмиг определил: Сиб. Огни. 3 л.