Сибирские огни, 1930, № 7

Семен Ильич руки развел от удивления. — Ну, а как же мужики, не спорили? — Ого-го, как еще спорили-то! Гуськов прямо сказал: «Я ветчину ем, а другие ее и во сне не видят, так как же это, мол, в общий-то котел»... Афонька попробовал щи, выволок из избушки пионерский рожок, взобрался на телегу и заиграл. С'ехались на пионерский рожок с окрестных полос крестьяне. Кое-кто посмеи- вался, кое-кто поругивался на Афонькину затею, но обедом все остались довольны. А после обеда сам собой зашел разговор. Сначала о машинах, которые мимо их нашень провезли в Новотроицкое, потом мало-помалу, разговор перешел вообще на политику. Мужики разбились на два лагеря — одни за учителя, другие против. Спор разгорался. Учитель наступал. Сияющий Афонька шепнул на ушко своей помощнице: — Вот обрабатывает, так обрабатывает, завтра так и знай с газеткой придет. И действительно, назавтра Семен Ильич пришел с газетой. Обеденные перерывы превратились в беседы, споры, читки. Избушка Сани Мяг- кого стала полевым культпросветом. Если не удавалось придти учителю, читал газету Афонька. Давно прошел сев. Насажены огороды. Отец Афоньки выехал пахать пары. За ним и хозяин «культпросвета» Саня Мягкий. Сосед Наумов, вместе с женой, осыпали картошку. Многие приехали просто попасти лошадей на вольном корму. За Барсуковым прибежал гонец; учителя обрадовало то, что крестьяне послали за ним сами. Это значило, что около котла начинает назревать интересное событие. Пришел Барсуков во-время. Ребята под руководством Наумихи мыли посуду. Мужики, сытно покряхтывая, вертели косушки. — Ах, жалко, Семен Ильич, опоздал немного, — усмехнулся Саня Мягкий, — к благодетель твой прикатил было. — Ну и что же? — Узнал, что ты придешь, смылся. Очень уж не любит он тебя. —- А кого он любит? — Нас вот, примерно. Жалко, говорит мне вас, мужички. Не с добра повадил- ся к вам мой змееныш. Боится, коммунистами ты нас сделаешь. Учитель, усаживаясь в кружок, пошутил: — Может быть, он и зря боится-то. Ведь вам один шаг до коммуны... В кучу уж начинаете собираться. Мужики улыбнулись, но никто не ответил на шутку учителя. — А где же Петрушка? — спросил Барсуков. — Гуськов запретил емг-'приходить сюда. Рассчитаю, говорит, тебя, если бу- дешь знаться с Барсуковым. — Ну и пусть рассчитает, леший с ним, — крикнул вдрут сам Петрушка, Все оглянулись. Из плетеного кузова телеги выставилась кудластая голова Гуськовского работника, — Ты это как же?.. — Очень даже просто. Лошадей напоил да был таков. Больно весело мне с ним, с волком, сидеть-то. Петрушка геройски вылез из телеги, одернул рубаху: — Желаю с вами заседать и все тут. Смех мужиков не смутил его. Он сел в кружок, попросил у Холодкова махорки. •—• Ездит он на тебе, как на доброй лошади, а табачку-то, знать, не покупает? — Зато своего шалопая балует. — Он у него ученый, с судьей дружбу ведет. — 'Смехота, прямо, — не удержался Петрушка, -—• ты, говорит, батрак, а он хозяин, так что Егором Федотычем должен звать. Мужики засмеялись. — Я, говорит, не из зла тебе, — разошелся Петрушка, — я, говорит, вон