Сибирские огни, 1930, № 7

^ — Мунна, —• упал он было на колени, .но опомнился: —- разве это допу- £ стимо? Мунна, ради солнца, не говори никому, что я тебе говорил — мне стыдно § будет... Но только все это правда... j Мунна обошла лошадь и, не глядя на Инбира, пошла в горы, m Кованые ножны ее нижа со звоном ударялись о железный капкан. § Инбир метнулся на лошадь. Жеребчик храпнул, дрогнул и мерно поскакал, готовый взять во весь карьер. < ** * s • С закатом солнца Мунна достигла высоких каменных бомов. Она разрезала но- жом захваченное с собой мясо на мелкие кусочки и разбросала около ям, где любили отдыхать волки. Йотом спустилась ниже; в крутом логу, под развесистой пихтой разожгла ко- стер, защитив его со всех сторон ветками, чтобы костер не был виден волками. Сверху донесся вой волков, видимо, обиженных при дележке прикормки. Мунна придвинулась к костру и подозвала урчавшую Кырлус. Вой раздавался все сильнее, протяжнее. Ага-а! Теперь Мунна достанет волчыо слезу и все будет хорошо. Она увидит, как плачет, — не мужчина, не женщина, не ребенок, — плачет дикий зверь. И это будет великой радостью. Мунна бережно подложила в костер сухих сучьев и стала смотреть, как огонь, пожирал дерево. Но уши слышали вой раздраженных приманкой зверей. Она пони- мала, что волки пожирают мясо. И все казалась ясным и простым: хочет есть огонь, хочет есть волк, хочет есть человек — Каныр и Мунна. И для этого надо: огню — дрова, волкам — мясо, человеку... тоже мясо? Но что же ему еще надо? — зорьку? Но зорька — не мясо. И все-таки зорька — жизнь. Л^изнь?.. Но понятно... Но если зорька — жизнь, то почему бы не наделать много-много зорек, чтобы было много- много жизни? Огонь с'ел дерево и начал угасать. Волки с'ели мясо и ушли. 4. Ночью Каныр грелся у тлевшей сушины, повертываясь время от времени к ко- стру то лицом, то спиной, то боками. Спал он крепко. Но Кыт не спала. Она все ску- лила, все лизала ноющий обрубок хвоста. Каныр изредка просыпался и начинал ласкать Кыт. Кыт не принимала ласку. У Кыт дикой зеленью блестели глаза. Она начинала выть и скалила зубы, но- ровя укусить хозяина. — Кыт, миЗгал, за что же? Но Кыт была неумолима. Должно быть, вместе с хвостом, она утратила и разум. Так прошло двое суток. Нища была на исходе, а новую как достанешь? Ни белки, пока, нельзя поймать, ни зайца. Каныром овладевало беспокойство. Надо что-то делать... Он еще раз попытался подойти к Кыт. И вдруг Кыт подпустила Каныра, смири- лась! Значит, это правда! Значит, Каныр будет теперь промышлять куда успешнее! Он отвязал Кыт от кустарника п подвел ее к сосне, на которой заметил притаившую- ся белку. Поднял с земли камень и метким ударом сшиб зверка к подножью дерева. — Кусь, кусь! Бери ее! Кыт бери! Но что за диво! Кыт не только не погналась за белкой, но, потянув носом воз- дух, с воем попятилась назад. Городской—колдун! Шайтан! О, горе, горе! Он наврал! Каныр зря погубил Кыт, зря! Что теперь будет? Разве можно итти теперь домой, где ждет такой позор? Кан кр схватил огромный камень, бросил его в бездну... Но разве горе бросишь? — Так вот ты кто! А я любил нечистую девчонку! Я ей рассказывал про охо- ту, про все! Я знаю теперь! Я знаю, почему у меня сломалась зорька. Я вытираю